«Варламов вообще замечательно относился к молодежи — и
не на словах, а на деле. В «Вишневом саде» в эпизодической
роли почтового чиновника выступал молодой артист Д. X. Паш-
ковский. Он красочно создавал эту фигуру и очень типично тан¬
цевал на вечеринке. И я всегда видела, как Варламов специально
усаживался в кулисах смотреть эту сцену.
— Костенька, зачем вы здесь? — удивлялась я.
— Пашковского смотрю, хорошо сделал роль!
Нужно ли добавлять, как вдохновляло молодежь такое любов¬
ное и заботливое отношение старого мастера.
Варламова любил весь театр. За тридцать лет совместной
с ним работы я не слышала, чтобы кто-нибудь из актеров хоть
раз сказал о нем недоброе слово».
Это — из воспоминаний В. М. Мичуриной-Самойловой.
Ю. М. Юрьев описывает свой первый день в Александрий¬
ском театре, первую репетицию: он вводился на роль Милона
в «Недоросле».
«Я начал свою роль, едва владея собой. Дух захватывало,
когда я, шагнув вперед со сцены, произнес первые слова роли,
обращенные к Стародуму — Никольскому:
— Я почту за истинное счастье, если удостоюсь вашего до¬
брого мнения, ваших ко мне милостей.
В ответ я ожидал фразу моего партнера Никольского, но
вместо его слов вдруг сзади, из-за кулис, раздался органный
голос Варламова:
— Удостоишься, миленький, удостоишься... Будет тебе это
счастье! Не беспокойся!..
В ответ на этот неожиданный «апарт» Варламова раздался
общий добродушный смех, и репетиция приостановилась. Только
тут я заметил, что все участники, не занятые в данной сцене,
стояли во всех дверях павильона, где происходила репетиция, и
с любопытством следили за дебютантом. Слова Варламова, выз¬
ванные, видимо, желанием ободрить меня, были сочувственно
приняты. Все нашли нечто знаменательное в словах, произнесен-
ных мною. Действительно, я «почел бы за счастье», если б удо¬
стоился их «доброго мнения»...»
Б. А. Горин-Горяинов тоже рассказывает о том, как был он,
молодой актер, ласково встречен Варламовым в первые же дни
после вступления в труппу Александрийского театра.
А вот и рассказ Я. О. Малютина (из книги «Актеры моего
поколения»):
«От момента зачисления меня в «артисты императорского
Александрийского театра» до осеннего сбора труппы, происхо¬
дившего, как правило, в августе, оставалось добрых пять меся¬
цев. Пять длинных месяцев ожидания! Мне казалось, что я лопну
от нетерпения, отсчитывая дни до начала сезона.
И вот тут-то мне опять необыкновенно повезло. Как раз
в это время один из артистов Александрийского театра... форми¬
ровал труппу для трехмесячных варламовских гастролей по юж¬
ным городам России. В числе избранников, приглашенных в эту
труппу, оказался и я. Надо сказать, что полученное мною при¬
глашение было само по себе в высшей степени лестным, но осо¬
бенно лестным оно было для меня потому, что исходило, как я
впоследствии узнал, непосредственно от Варламова... Я, конечно,
никак не думал, что он запомнил меня или тем более как-то
выделил из всей молодежи».
А Варламов внимательно следил за молодыми. Имел свой
взгляд на талант. Говорил:
— Талант надо угадать, он не сразу виден. Другое дело бес¬
таланность: она сразу бросается в глаза...
И, довольный своим открытием, смеялся.
Несколько раз ездил заграницу, главным образом в Герма¬
нию, — лечиться от своей непомерной тучности. Жил «на во¬
дах», в санаториях, которые почему-то называл «консистори¬
ями».
«Мариенбад. Вот где я лечусь... Хочется жить полегче,
а жир тянет к земле. Четвертый год езжу сюда, помогает хо¬
рошо, по пуду за пять недель сбавляю», — пишет он А. И. Шу¬
берт.
«Пользовать меня будет профессор Швейнгер, доктор Би¬
смарка и германского государя. Один я, как сыч, и по-немецки
ни слова».
И жалуется на скуку, на «зверский режим», «скотское жи¬
тие».
«Скучаю по родине неописуемо. О России ничего не знаю
здесь, слышу только ругань ей, а я ее обожаю, матушку нашу».
И в том же духе Анюте:
«Не умею, не могу передать той пытки, тоски и одиночества,
которые я здесь переживаю. Бывают минуты, когда все хочется
бросить и бежать без оглядки домой»... Но «за неделю сбросил
14 фунтов!» И недоуменный вопрос: «От лечения или от тоски и
голода?»
«Окончив Мариенбад, поехал по Рейну... Устал лечиться,
хочу домой, все пригляделось, и немцы надоели до ужаса».
Рассказ, записанный актрисой Н. Л. Тираспольской со слов
Варламова:
— У этого «гирша вайса» (санаторий «Белый олень» в Дрез¬
дене) морили меня голодом. Часами лежал не евши не пивши,
укутанный в одеяло, под навесом на воздухе. Оголодал совсем,