Варламов

Оба они в один и тот же час должны были выступать в со¬

седних помещениях. По случайному недоразумению Киньгру-

стин появился в зале, где ждали ученой лекции. Он начал

с веселой шутки. Никто не засмеялся. И как ни старался, —

ничего не выходило. Слушатели недоуменно переглядывались...

Вдруг комик Киньгрустин услышал веселый смех из соседнего

зала.

Туда, оказывается, попал профессор Фермопилов. Начал

свою лекцию тяжеловесной ученой фразой — и слушатели пока¬

тились со смеху. Растерянный профессор потянулся за графи¬

ном с водой, руки у него дрожали от непривычного волнения.

А слушатели расхохотались пуще прежнего: «Хороню представ¬

ляет!» И что ни говорил бедняга Фермопилов, — все больше

смешил народ. Люди-то пришли на комика и настроились на

веселый лад. А профессор невольно становился все более комич¬

ным в потугах овладеть слушателями. В конце концов он уже

выглядел шутом гороховым: голос сорвался и пустил петуха,

жесты стали нелепыми...

Да, настроение зрительного зала всесильно. Не понимал

Варламов того, что сам идет на поводу, а не распоряжается

своими театральными подданными. Только однажды за всю жизнь

обмолвился горьким словом в беседе с сотрудником «Петербург¬

ской газеты»:

—       Иногда прямо зло берет. Кажется, ничего смешного, а го¬

гочут. Взять хотя бы «Безумную» Лугового. Быть может, вы

помните место, где я отдаю распоряжение поставить у каждой

двери прислугу, чтобы Савина не убежала. Ну, скажите, пожа¬

луйста, что в этих словах смешного? Между тем, когда я их

сказал, сверху раздалось гоготанье. Уверяю вас, что я чуть

было не крикнул в галерку: «Да чему вы смеетесь?!» У меня

уж это было на языке. Тут, можно сказать, драма, а людям

смешно.

Но это — однажды. Чаще говорил другое:

-       Я не видел полупустого, а тем паче — пустого зала. Та¬

кого при мне не случалось. Театр без публики, — как это можно?

Для нее ведь играем... Что до меня, то я ее, публику, люблю

так же, как она меня. Смеются— и на здоровье!

Любили его и товарищи по сцене. За всегдашнюю приветли¬

вость, благожелательство, доброе внимание ко всем, за открытую

чистоту чувств.

Вот сценка в театре: сбор труппы после летнего перерыва.

Вошел Варламов — и все к нему. Поздравляют с началом

сезона, жмут руки, целуют дядю Костю, словно день этот — его

именины. А он-то рад всем, улыбается во весь рот, смеется,

острит, шутит.

—       Костенька у нас точно у Христа за пазухой, все-то его

любят, — говорит, радуясь, красивая даже в старости Екатерина

Николаевна Жулева.

*— Добрая душа — потому и любят!

Это Варвара Васильевна Стрельская, небольшого роста, се¬

денькая, вся кругленькая — общая любимица тетя Варя. Она

подходит к Варламову, обхватывает его шею короткими руками

и целует в лоб.

И все, кто пишет о Варламове, обязательно отмечают в нем

черту, «которая вообще редко встречается в театральном мире:

он не был завистлив ни к успехам старых товарищей, ни, тем

более, к молодым актерам. Последние часто прибегали к его по¬

кровительству.

—       Похлопочите, дорогой Константин Александрович, чтобы

эту роль дали мне. Ведь вы знаете, что я ее сумею хорошо сы¬

грать.

И он шел к кому следует и добивался желаемого». (Так

пишет Н. В. Дризен.)

Одно время говорили, что театром правит троица — Савина,

Давыдов, Варламов.

Верно, долгие годы княжила за кулисами умная, языкатая,

ярко талантливая и тщеславная, своевольная, очаровательная

Савина. Многое делалось по ее хотению: выбор пьес, распределе¬

ние ролей. Непослушание никому не спускалось, инакомыслие

пресекалось. Терпеть не могла соперниц: не было уютно рядом

с ней ни П. А. Стрепетовой, ни потом — В. Ф. Комиссаржевской.

Смела сказать новому управляющему труппой П. П. Гнедичу

прямо в глаза:

—       Я очень рада, что вы назначены в нашу губернию губер¬

натором, хотя знаю, что я как служила до вас, так буду слу¬

жить и после вас: на этом месте долго не засиживаются...

Немалым влиянием на театральное начальство и труппу

пользовался и Давыдов — актер великого дарования и человек

широкообразованный, умница и дипломат.

А Варламов... Нет, Варламов не входил ни в какие дела,

только и знал, что свои роли (и то не всегда твердо знал). Са¬

виной просто угодно было и выгодно числить Варламова в своих

союзниках. Если и решался вставить свое слово, разве только

в пользу молодых актеров и актрис. Хлопотал им хорошие роли.

Нет ни одного «александрийца» младшего поколения, кто не

вспоминал бы потом, как обласкал его, помог на первых порах

добрейший дядя Костя.