Читаем Варламов полностью

ние, нет! Как и всякую другую роль, исполнял и эту искренне,

с полной душевной отдачей. Но сама дочь не сыграла в его

жизни сколько-нибудь существенной, даже просто заметной

роли. Во всяком случае, друзья Варламова, те, кто были близки

к нему, посещали его дом, те, кто оставили воспоминания о нем,

ни словом не обмолвились об Анюте или Анне Константиновне,

будто и не было ее вовсе... Видно, не заняла она места в доме,

в жизни, в судьбе Варламова.

Он и сам, должно быть, понимал, чувствовал это. Как ни

любил хвастаться по каждому поводу, никогда не хвалился

своей дочерью. А ведь не преминул бы, будь на то основания.

Например, ни разу об Анюте в письмах к А. И. Шуберт, с кото¬

рой всегда делился всем. Наоборот, спустя и много лет после

удочерения Анюты, по-прежнему писал Александре Ивановне

о своем одиночестве, о том, что «стараюсь веселиться». И жирно

подчеркивал слово «стараюсь»...

Да, старался жить весело. И преуспевал в этом.

В великий пост, когда на целых семь недель по требованию

Синода закрывались двери театров, у Варламова — «капустники».

Эти веселые вечера назывались так из-за пирогов с капустой,

которые знаменито пеклись в его доме. Кто только не бывал

на «капустниках»... Гостей —со всех волостей! Конечно,

друзья — александрийцы, певцы и певички из Мариинского те¬

атра, писатели и художники, опереточные актеры и актрисы,

известные петербургские адвокаты и газетчики, заезжие провин¬

циальные артисты: люди всякого звания, — только чтоб нескуч¬

ные были.

Актриса Мария Ивановна Велизарий рассказывает (в книге

«Путь провинциальной актрисы»):

«Когда я в первый раз попала на такой капустник, я была

поражена. На лестнице, от первого до пятого этажа, стоял

страшный гул. Раздевались в швейцарской, где работало не¬

сколько человек под руководством театрального швейцара. Шуб

было навешано, как в театре.

Поднимаюсь по лестнице на пятый этаж — везде курящие

мужчины. Шум и смех все увеличиваются. Двери квартиры —

настежь. Сам Варламов стоит тут же и встречает гостей. Гро¬

мадная фигура, славное, улыбающееся лицо.

Я, маленькая, никому не известная актриса, вхожу с одним

небольшим актером Александрийского театра, — но у Варла¬

мова для всех одинаково радушный прием. Меня знакомят. Моя

рука тонет в его громадной ручище. Он меня уже запомнил и,

к моему удивлению, в продолжение вечера несколько раз подхо¬

дит ко мне, расспрашивает о моей работе, угощает, видимо,

заботится о том, чтобы мне не было скучно...

Кругом такие «имена», что глаза разбегаются: не знаешь, на

кого смотреть. Варламов и не присаживается... Он всех обходит,

не оставляя ни одного человека без внимания. Проходя, шутит,

говорит каждому что-нибудь приятное или забавное.

Чувствуешь себя как дома, точно много лет знаком с этим

милым, громадным человеком».

Подают пироги с капустой и цейлонский чай — особой «вар-

ламовской заварки». Начинает петь солист Мариинского театра

Александр Михайлович Давыдов. Поет под гитару, с большим

и захватывающим чувством, романсы А. Е. Варламова. А хо¬

зяин дома, дядя Костя, загодя запасся батистовым платком:

всегда плачет, если поют отцовское...

Потом — начинаются песни хоровые. Заводят веселые дере¬

венские частушки, сочиняют их тут же, высмеивая друг друга.

И как бы ни было зло — обижаться не положено. Пришел

к Варламову — понимай шутку!

Карт в доме не держат. Дядя Костя всю жизнь суеверно бо¬

ялся карточной игры, не мог позабыть, что отец умер за лом¬

берным столом. В лото — можно, это — пожалуйста. Но не на

деньги. Выигравшему — приз:       варламовское рукоделие — кру¬

жева или вышивка.

«Капустники» кончаются танцами. Сам не танцевал, но лю¬

бил составлять пары:       Савину со знаменитым златоустом

Н. П. Карабчевским, красавицу Медею Фигнер с художником

Ю. Ю. Клевером, опереточную диву (вся в бриллиантах!)

Л. И. Шувалову с острым на язычок фельетонистом Власом

Дорошевичем, всегда смирную в жизни Комиссаржевскую с за¬

пальчиво веселым Ходотовым... А сам, наконец, садился в уют¬

ный уголок с александринскими «старухами» В. В. Стрельской

и Е. Н. Жулевой разглядывать альбомы кружевных узоров и

рисунков для вышивок.

«Утром, — рассказывает М. И. Велизарий, — пришли поло¬

теры. Еще не ложившийся спать Варламов обходил комнаты.

В гостиной на диване спит какой-то человек. Варламов очень

вежливо будит его. Тот просыпается. Оба удивлены: они друг

друга совсем не знают. Оказывается, этот человек вечером шел

мимо дома, услышал голоса, которые неслись с пятого этажа по

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии