Читаем Варламов полностью

(Сарра), В. П. Далматов (Львов), П. М. Свободин (Шабель-

ский), К. А. Варламов (Лебедев).

«Сохранились у меня его письма»...

Письма Чехова, о которых говорит Варламов, остались неиз¬

вестными. Видно, кто-то худо распорядился варламовским архи¬

вом. Но такие письма несомненно были. Писал же Чехов

(А. С. Суворину, 4 мая 1889 г.):

«Вчера вечером вспомнил, что я обещал Варламову написать

для него водевиль. Сегодня написал и уж послал».

Речь идет об одноактной комедии «Трагик поневоле». Об

этой же «шутке в одном действии» «из дачной жизни», написан¬

ной для Варламова, упоминается и в письмах к И. Л. Щеглову.

Не может быть, чтобы, отсылая пьесу Варламову, не написал бы

Чехов и ему хоть несколько строк.

Встречается имя Варламова и в других письмах Чехова (за¬

долго до «Чайки», сразу после «Иванова»),

«Мне пишут, что в «Предложении», которое ставилось

в Красном Селе, Свободин был бесподобен: он и Варламов из

плохонькой пъесеики сделали нечто такое, что побудило даже

царя сказать комплимент по моему адресу. Жду Станислава и

производства в члены Государственного Совета». (Письмо

И. Л. Щеглову 29 августа 1889 г.)

Чехов любил веселую кутерьму водевилей. Вот слова, сказан¬

ные им другу и литератору Ивану Щеглову как раз в ту же пору:

—       Для водевиля нужно, понимаете ли, совсем особое распо¬

ложение духа... жизнерадостное, как у свежеиспеченного пра¬

порщика, а где его возьмешь, к лешему, в наше паскудное

время? Да, Жан, написать искренний водевиль далеко не пос¬

леднее дело.

Это совсем особое расположение духа, жизнерадостное, как

у свежеиспеченного прапорщика, было в высшей степени свой¬

ственно Варламову. За это и любил Чехов веселый талант Вар¬

ламова. И его самого — одного из тех счастливцев, которые по

человеческой сути своей «освобождены от необходимости терпеть

зло, а тем более — совершать его».

Так ведь и говорили о нем: «счастливец Варламов», «милый

Костя», «Варламов-добряк», «беспечальный Варламов», «боль¬

шой ребенок»... Ни одно недоброе слово не приставало к его

имени.

Но в «Иванове» он играл человека грустного, подавленного

сознанием своего личного ничтожества, опустошенного. Ничего

не осталось в нем от бывшего студента Московского универси¬

тета Паши Лебедева, у которого были и светлые идеалы, и за¬

ветные мечты о служении народу. А теперь:

—       Какое мое мировоззрение? Сижу и жду околеванца. Вот

мое мировоззрение!

Богат Павел Кириллович Лебедев. Говорят, состояние его

уж и за миллион переваливает. Да ведь все —- в руках жены,

алчной и немилосердной Зюзюшки. Она начальствует в доме,

в имении, в земской управе. Павел Кириллович подвластен ей,

на побегушках у нее. Еще один «муж-слуга», «муж-мальчик»...

Несколько десятилетий прошло со времен «Горя от ума», а Пла¬

тон Михайлович Горич только постарел на десяток лет, чуть

больше обрюзг в этом Лебедеве, но остался той же затоптанной,

потухшей головешкой.

Прося у жены хоть какое-нибудь угощение для гостей

(«...люди молодые, небось проголодались, бедные»), Варламов

в роли Лебедева канючил плаксивым голосом, стлал на пол

платок, чтобы опуститься перед ней на колени. Посланный ею

к Иванову, чтобы затребовать давнишний долг по векселю, бес¬

помощно улыбался, не знал, что поделать с руками, потирал

друг о друга, совал их в карманы, теребил платок, деланно смор¬

кался. И как отдавал свои деньги Иванову, чтобы тот отнес их

Зинаиде Савишне (...«нате, мол, подавитесь!»)! И как просил,

чтобы Иванов, не дай бог, не проговорился, откуда деньги...

«Это было одно из цельных, прекрасных созданий Варла¬

мова, — пишет Евтихий Карпов. — И его внешность — опустив¬

шегося в уездной тине, ожиревшего интеллигента-помещика, ле¬

жащего под башмаком жены, и его лениво-добродушный голос, и

сочный рассказ о прелестях закуски... А сцена, когда Лебедев

предлагает тайком от жены деньги Иванову? Со слезами на гла¬

зах вспоминая их общую alma mater? Все это было неподражаемо

и интеллигентно-тонко изображено Варламовым»...

Е. П. Карпов вспоминает, что он с восхищением говорил

М. Г. Савиной о тонкой, интеллигентной игре Варламова в «Ива¬

нове».

—       Какая там интеллигентность у Кости, — ответила Сави¬

на. — Вся его заграница — Третье Парголово, а литература —

«Петербургская газета». Вот и вся его интеллигентность! А что

он хорошо играет Лебедева, так это у него от бога...

Теперь уместно бы еще раз вспомнить строчки из письма

Чехова о том, что «Варламов был хорош», о том, какие он,

автор, должен был сделать «вставки и поправки»...

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии