— Это окрыляет, — хмыкнул Марк. В его голосе послышалась ирония. Я снова испугалась. Но Рамер Девятый, продолжая смеяться, коротко сжал плечо моего мужа и исчез в зеркале. Словно привиделся.
Я стояла на террасе, словно прилипла к полу, а в голове сумбурные мысли крутили бешеную карусель. Многое из того, что озадачивало меня, сейчас становилось понятным. Например то, как свободно и спокойно "простолюдин" Марк держался с венценосной четой. И дело не в страхе, ну не пуглив он, бывает. Но ведь и особого почтения не было, про подобострастие вообще молчу.
Теперь все встало на место. Конечно, тот, кто стоял в шаге от трона величайшей в этом мире Империи, не будет испытывать особого трепета перед монархами крохотного Румона.
— Заходи, Маргарита, — послышалось из комнаты. Выходит, он все время знал, что я здесь?
Я тихонько вошла, глядя на мужа так, словно видела его впервые. И где были раньше мои глаза, а? "Черный колдун", как же! Ученый, стратег, политик. Личность, по масштабу раз этак в несколько больше всей Румонской Марки. Интересно, почему меня не заставила насторожиться хотя бы эта его огромная библиотека — здесь, где ни у кого не было даже книжного шкафа, хватало прикроватной тумбочки.
Он был влюблен в императрицу. И, похоже, не совсем без взаимности. Во всяком случае, Рамер Девятый откровенно ревновал.
И я, девочка с рабочей окраины, могла думать, что чего-то для него значу? Ха! Да когда запахло жареным, кровью и интригами, он, подхватив Иоланту под ручку, шагнул в зеркало, даже не оглянувшись на какую-то там Маргариту, с которой его случайно связал воздушной ленточкой дух водопада.
А значил ли для него хоть что-нибудь этот обряд?
— Много услышала? — мягко спросил муж.
— Все, — призналась я.
— И что ты об этом думаешь?
— Думаю… А носы вы с императором не… друг другу поправили? — выпалила я, коряво, но уж как смогла, — На портрете не обратила внимания, видимо, художник смягчил эффект, а сейчас заметила. Уж больно они у вас симметрично сворочены, налево. Как раз под удар с правой.
— Да я и с левой бью неплохо, — отозвался Марк, — Ну, спалился, чего уж там. Я тогда специально не пошел ни к лекарю, ни к магу, думал, он то свой сразу поправит, а на меня будет смотреть — и стыдиться. А он, гад такой, то же самое сделал. Вот и ходим теперь оба, красавцы, девичья погибель, с кривыми носами. Это ведь не проблема, Маргарита? Раньше тебе мой нос не мешал. И какая разница, кто мне его свернул? Все равно про это все уже сто лет назад позабыли.
— А императрица? У тебя есть ее портрет?
— Ношу в медальоне на груди, — покивал Марк, — вместе с прядью волос. И по ночам обливаю скупой мужской слезой, — он демонстративно вывернул руки, а потом расстегнул камзол и рубашку до пупа, — Убедись, женщина! Можешь потрогать, даже настаиваю.
— Зачем трогать? — насторожилась я, помимо воли блуждая взглядом по его литому прессу, по которому мне так нравилось скользить ладонями… Сглотнула.
— Ну а как? Вдруг иллюзию наложил, — Марк уже смеялся, — Ну, Маргарита, тебе-то должно быть лучше всех известно, чем я занимаюсь по ночам. И с кем.
— Неужели нет даже крохотного портретика? С ладонь размером?
Марк вдруг стал очень серьезным. Привычным движением бросил Воздух, опустился на него и похлопал по "призраку дивана", приглашая меня сесть рядом. Я подчинилась, впервые даже слегка робея перед ним.
— Маргарита, ты никогда меня не спрашивала о прошлом. Я это ценю. Очень высоко, поверь. Но кое что обо мне тебе все же стоит знать. Я не живу тем, что давно закончилось. И не храню сентиментальных сувениров. И не потому, что это больно или палевно, а просто потому, что это бессмысленно. У меня в доме нет портретов Алеты.
— Но ты ее помнишь?
— Вот на это, извини, никак повлиять не могу. У меня, к сожалению, отличная память.
— А… показать можешь?
Он вздохнул. Но подчинился, видимо, решил, что так будет проще от меня отделаться. Провел рукой по воздуху, хитрым образом довернул кисть — и перед глазами возник небольшой, примерно 15х24, портрет молодой женщины. Золотой блондинки с огромными, миндалевидными светло-зелеными глазами, пухлыми губами, сложенными в немного капризную и очень властную улыбку. Длинной шеей, покатыми плечами и маленькой, но высокой грудью.
— Красивая, — выдохнула я.
— Да, очень, — спокойно согласился Марк. И замолчал, выжидая.
Ревность — злая штука, которая разрушила не одну семью. Нельзя ее впускать в сердце. Любишь — значит веришь, это аксиома, утверждение, не требующее доказательств. Но меня словно мышь изнутри грызла: я просто блондинка. Еще одна блондинка. Бледная замена той, недосягаемой. Ничего особенного… но хоть что-то.
— Расскажи о ней, — попросила я.
— Зачем? И что? Ну, хорошо. Слушай. Жила была на свете девочка Алета, единственная дочь и наследница рано почивших родителей. И была она так богата, что если бы ей вдруг захотелось стать императрицей, ей бы даже не понадобилось завоевывать себе империю. Она бы могла ее просто купить.
— Разве так бывает? — удивилась я.