В тени родных деревьев

Детей, однако, Гурана ему не родила. Поначалу она казалась кроткой и безобидной, но скоро показала острые коготки. Чорехи и после женитьбы не изменил своей привычке к бродяжничеству, — а тут жена стала мучать его ревностью, изводить подозрениями: чего он ищет в лесу, уж не ходит ли на любовные свидания? Не раз отравляла она целые дни попреками ни в чем не повинному Чорехи — но какому же мужу не приходилось «претерпеть муку сию» от чрезмерно подозрительной жены?

Чорехи имел привычку разговаривать во сне, и первое время вздорная женщина потихоньку подсыпала ему в еду сонного зелья, чтобы он покрепче спал, и всю ночь напролет сидела у его изголовья навострив уши, в надежде, что он проговорится о своих любовных шашнях или назовет имя своей присухи. Сидела, прислушивалась к его шепоту и бормотаньям и только поутру забывалась глубоким сном. Так добровольно истязала себя злосчастная Ксантиппа, а новый Сократ и не подозревал о ее ночных бдениях!

А о чем мог проговориться бедняга, одержимый одной-единственной страстью? Какие слова могли слететь с его уст во сне — разве что «башни» да «палаты», «звонницы» да «бойницы», «развалины» да «городища», «разорища», «пепелища», «пожарища»… Немало бессонных ночей провела распаленная подозрениями Гурана у постели спящего мужа, и в конце концов унялась, остыла, оставила его в покое. Теперь уже Чорехи волен был при желании завести не одну, а целый десяток любовниц, жена его и бровью не повела бы. Зато она завела новый обычай: когда Чорехи возвращался домой под вечер, усталый и запыленный после своих поисков, суеверная Гурана неизменно плескала водой в огонь, чтобы ошпарить и прогнать чертей, леших, водяных и иных злых духов, прицепившихся, по ее твердому убеждению, к Чорехи, пока он лазил по всем этим замшелым и заплесневелым башням, часовням да склепам, и проникших вместе с ним в дом! Она объявила беспощадную войну нечистой силе, решила, что не даст околдовать, отнять у нее мужа!

Вот какую подругу и единомышленницу послала судьба бедняге Чорехи!

Однажды он принес домой найденную в полуразваленном храме на старом городище, в лесу, икону. На ней был изображен святой Георгий в багряной одежде, с вьющимися кудрями под сверкающим шлемом, с копьем и щитом в руках. У ног святого Георгия истекал кровью пронзенный его копьем дракон с оскаленными в предсмертной муке зубами.

— Подумай — некогда победил дракона, а сырости не мог одолеть! Смотри, что с ним сделала просочившаяся дождевая вода… — огорченно говорил мне Чорехи, показывая поврежденный образ. — Дождь так и капал прямо на икону. Эх, сколько древних изображений пропадает у нас на глазах! Каждая дождевая капля, падающая на них, язвит мое сердце, сверлит мне душу. Я ночей не сплю от этих мыслей, терзаюсь невыразимой мукой! Погибают наши древности, погибают ежеминутно — может, еще при моей жизни уничтожатся без остатка. Истребляется старина, исчезает — у меня на глазах! — тосковал Чорехи, метался и не мог найти, чем помочь.

— На что тебе эти заплесневелые иконы? — спросила его однажды в обществе какая-то молодая княгиня.

Лучше бы и не спрашивала — таким гневным взглядом испепелил ее Чорехи!

Помню, в том же обществе он говорил с воодушевлением, внезапно взбодрившись:

— Что за благодатная земля наша Грузия! Мед и молоко струит она. Щедрая наша природа сыплет нам в полу пригоршнями золото и серебро. Да, изобильная страна… Но почему мы сами, грузины, так обойдены судьбой?

Чорехи был также немало озабочен экономическим положением нашей страны. Во время своих путешествий по горам и ущельям он разыскивал не только памятники старины, но и полезные ископаемые. Дома у него хранились бережно увязанные в мешочки образцы: золотоносный песок, блестящие цветные камешки из речного русла, обломки горных пород и разнообразные минералы. Он был уверен, что в окрестных горах таятся богатые рудные залежи, на которые он возлагал большие надежды.

Одна находка произвела на Чорехи особенное впечатление. Как-то он видел вещий сон и наутро нашел на том самом месте, которое пригрезилось ему, близ нашей деревни, в развалинах древнего города Уджармы, около нижней крепостной башни, камень необычного вида.

Мне самому доводилось слышать в народе, будто владетель Уджармы Вахтанг Горгасал любил играть маленьким золотым шаром или мячом, который обычно носил в руке.

Вот за эту-то игрушку древнего героя и принял Чорехи найденный им камень — в самом деле гладкий и круглый, как мяч, и притом блестящий, с золотым отливом. Он был твердо убежден, что стал обладателем золотого шара, которым играл Вахтанг Горгасал. И так как по смыслу виденного им сна находка эта была добрым знаком, Чорехи, в ознаменование своих великих надежд, сделал из него какой-то национальный символ, предмет поклонения. Он молился круглому камню, преклонял перед ним колени, целовал его и прижимал к груди. На исступленного прорицателя, на одержимого походил в такие минуты Чорехи.