– Как – что? – удивился Кликун. – А поглядеть? Я в жизни ни одной княжеской дочери не встречал. Она, говоришь, собой хороша?
– Как заря золотая. Высока, стройна, лицом бела, румяна, коса золотая, очи голубые…
– Так вот! Я б глянул. Борилка тоже – во, погляди на него, все глаза загорелись! – Кликун засмеялся, кивая на Горностая. – Чего чудного, если отроку любопытно на красавицу поглядеть?
– Только б нам самим здесь не потеряться, – Горыня безнадежно оглядела кипящую вокруг толпу. – Тут же хуже, чем в лесу. И не позовешь – не слышно.
– Видишь березы? – Верес взял ее за плечо и слегка развернул, показывая на три или четыре высокие березы, тесной стайкой росшие поодаль от опушки. – Пойдем искать, и будем к тем березам подходить и совет держать. Кто найдет – жди там других. Давай, Милята, ты иди к большому костру, – велел он Кликуну, – ты, Стеня, вон к тем кругам, а ты, Борилка, вдоль реки пройдись. А мы… – он вопросительно взглянул на Горыню.
– Бегать по игрищу, девок разглядывать, этак до утра можно, – с досадой сказала она. – Делать нечего: пойду поищу из боярской чади кого. Эти должны знать, где у них княжна гуляет!
Глядя, как пляшет Олегова дочь в кругу у самого большого костра, никто и не подумал бы, что всего несколько дней назад она была больна, слаба и не могла подняться с лежанки. Теперь же ярильский огонь наполнил все ее существо: лицо раскраснелось, глаза блестели, с губ не сходила задорная улыбка. То один, то другой отрок приближался к ней, вызывая поплясать с ним, и от ее ловкой, умелой, задорной пляски нельзя было отвести сглаз. Ее руки скользили по воздуху сильно и плавно, ноги мелькали легко и уверенно, она вертелась так, что коса ее летала густым золотым лучом, и ощущение счастливого задора уверенной в себе юности будто разбрызгивалось от Брюнхильд по всему лугу. С битвы на Итиле, где погиб ее брат, миновал год с лишним, и она могла больше не носить «печаль»; на ней было ее любимое греческое платье из золотисто-желтого узорного шелка, золотые обручья и подвески на очелье, что делало ее в глазах людей самой Солнцевой Дочерью, спустившейся с небес.
В широком кругу собрались лучшие люди Троеславля: сам Семигость со всей нарядной семьей, Предслав в красном кафтане с шелком и узорными серебряными пуговицами, старейшины окрестных весей. Самые лучшие женихи считали за счастье, если Брюнхильд немного пройдется с ними, лучшие невесты и сгорали от зависти, и не могли одолеть восхищения. Княжеская дочь – Солнечная дева, никто ей не чета. Даже Благодан устал и отошел, а она лишь после того тоже отошла и встала возле Мировиты, чтобы передохнуть.
– О-ох! Пойду посижу! – воскликнула она, тяжело дыша.
Как ни любила Брюнхильд плясать на летних игрищах, как ни гордилась своей неутомимостью и ловкостью, она ни на миг не забывала, что сегодня все это – для отвода глаз. Вкладывая весь задор души в эту пляску – дар и жертву, которую сегодня хотят получить боги, – она не забывала о том ответе, какого ждала от богов на свой дар. На все мольбы к Фрейе и Заре-Заренице за последние годы. Пронизывал трепет от мысли, что Амунд уже может быть где-то здесь, совсем близко. Конечно, пока светло, он не покажется на глаза толпе. Но едва сгустятся сумерки, князь-волот выйдет на свет костров – как Велес из-под земли, в чью власть мир переходит в эту ночь. Явится за своей добычей – земной Живой, самой красивой из дев.
Но чтобы он мог ее найти, ей нужно скрыться из-под присмотра. Брюнхильд отошла к дереву и присела на траву, обмахиваясь лопухом. Семигость и Предслав несколько раз оглянулись на нее, потом и сами сели на расстеленную овчину, возле кошмы, уставленной горшками, кринками и блюдами.
Подошла Живита.
– Отец и боярин просят княжну к себе, – она кивнула туда, где Предслав призывно поднял кувшин.
– Принеси мне пить, – изнемогая, попросила Брюнхильд.
Живита принесла ей кувшин кваса. Напившись, Брюнхильд поставила его на траву и будто вспомнила:
– А как же всевед-траву искать? Вы мне столько нарассказали! Пойдем поищем!
– А… – Живита в нерешительности огляделась. – Еще не время…
– Как раз время. Зоряна говорила: в полночь упадет звезда, и весь лес осветится, и всякое дерево заговорит! Я три ночи не спала, так мне хочется это диво увидеть! А теперь полночь уже скоро. Вон и солнце село.
– Я Зоряну позову! – Живита приметила старшую сестру возле матери. – Втроем не так страшно.
Она сбегала за сестрой, что-то сказала матери. Та в сомнении посмотрела на Брюнхильд, но та уже встала, полная решимости. Весело помахала рукой Предславу, всем видом выражая предвкушение новых забав. И направилась к лесу, предоставив Семигостевым дочерям ее нагонять.
Пока они будут ждать прилета звезды, темнота сгустится. И тогда она пойдет к реке. И даже позовет своего орла. Если Семигостевы дочери и туда увяжутся за нею – не страшно. Им бы с Амундом только найти друг друга – а потом уже ничего не страшно, хоть каган аварский приди…