В полночь упадет звезда

По уверенному тону было ясно: говоривший ее знает. Горыня вздрогнула от неожиданности, испугалась чего-то… Кто-то из Олеговых людей? Пока она искала Брюнхильд, невесть кто нашел ее саму, ловец попал в добычу! Она еще не узнала голос, но это, как видно, и впрямь был знакомец: голос напомнил ей что-то очень важное… хоть и так далеко ушедшее, что казался поклоном с того света.

Она обернулась. Перед нею стоял молодой, в самом цвете сил, мужчина; шапка на русых кудрях, украшенная травой и цветами, была лихо сдвинута набекрень, белая рубаха облегала широкую грудь и сильные плечи, и на шее тоже были какие-то цветы. Он стоял, с вызовом уперев руки в бока, и так же лихо улыбался. Взгляд Горыни упал на его глаза, и она вздрогнула еще раз. Один – светло-карий, другой – глубокой водяной зелени, как бывает в заводи, где отражаются заросли… Бросило в жар и в холод, сердце оборвалось и покатилось вниз, будто этот зеленый глаз был входом в бездонную воду.

– Ве… – охнула она и отшатнулась, прикрыв рот рукой.

– Что ты скачешь? – Мужчина поймал ее за руку и снова подтянул к себе. – Не ты ли меня зазвала сюда? А сама бежать?

– Я? – все еще ошеломленная встречей, Горыня не верила своим глазам. – Я не бегу…

Это был Верес, кузнец и зелейник из Боянца, с кем она встретилась впервые в избе ворожейки Затеи… Почти такой же, как она его запомнила… хотя за три минувших года он еще возмужал. И в то же время не такой – раньше она видела его только в зимней одежде и запомнила снег и тьму как нечто неотделимое от него самого, а теперь вокруг была зелень, густые закатные лучи лежали на траве… Верес, освещенный ярким солнцем, изменился, как сама земля; это было так странно, как будто какой-то бог, ранее представший перед ней в хмуром зимнем облике, разом расцвел и помолодел.

– Ведь ты же мне весть послала? В конце зимы проезжали через наши края люди от князя киевского, воеводы черниговского, искали меня. Подай им, дескать, кузнеца. Я думал, им поправить чего надо, а они мне весть принесли. Дескать, живет Лунава при устье Припяти. От кого, спрашиваю, весть? Варяга какого-то называют, я про такого и не слышал никогда. А тут вдруг вижу: такая дева ходит, какая одна только на свете и есть!

– Божечки… – Горыня взялась за щеки.

Теперь она вспомнила, как зимой, во время гощения Олега в Чернигове, дала половину ногаты кому-то из людей Чернигостя, который собирался на Лугу по торговым делам. Посланец не обманул, порученное выполнил.

– Как ты-то сюда попала? – продолжал Верес.

– Ох, долго эта сказка сказывается… – пробормотала Горыня.

Она не могла сообразить, что отвечать, с чего начать. При виде Вереса она будто провалилась на три зимы в прошлое и стала почти той, прежней Горыней, которая еще не знает ни Амунда, ни Олега и Брюнхильд, ни даже бабы Лучи и своих родичей-Здравитовичей из Круглодолья.

Рядом что-то загремело, загудело, зазвенело: какой-то отрок стал скакать вокруг них, как шишига, стуча в бубен колотушкой с подвешенными бубенчиками, и Горыня отшатнулась, чтобы с ним не столкнуться. Незнакомая дева, опьяневшая от плясок и круженья, в венке из розовых клеверных головок, обхватила Вереса за плечи и потащила в круг; широко ей улыбаясь, он снял ее руки со своих плеч и кивнул на Горыню: дескать, нашел уже себе ладушку.

– Пойдем-ка, а то затопчут! – Верес взял Горыню за руку и повел в сторону зарослей, к кустам.

Русалка хохотал им вслед, кто-то кричал нечто веселое, но Горыня не услышала бы даже грома с неба. Кровь в ней вскипела от изумления и волнения; сердце билось как бы во всем теле разом; она забыла, как и зачем попала на этот луг, но и вспоминать не хотела. Сквозь изумление все устойчивее пробивалась радость. Она как будто клад нашла… или не клад, а что-то очень нужное, важное, дорогое, что считала безнадежно потерянным… как будто уронила в воду перстень золотой (какого у нее и не было никогда), а его волной назад на берег вынесло… «Это Верес!» – твердила она себе, сидя на траве у высокого берега и глядя в обращенные к ней пытливые и радостные глаза: один карий, другой – зеленый. Ей хотелось провести пальцами по его лицу, чтобы убедиться – не морок. И как будто разом все в ее судьбе наладилось, даже рост перестал ощущаться…

– Ну, рассказывай! – Верес, с таким же жадным любопытством ее разглядывавший, снова взял ее за руку. – Как живешь? Как ты сюда попала? Вижу, не замужем, – он окинул взглядом ее косу. – Далеко же ты забрела. Каким ветром занесло?

– Замужем! – через силу хмыкнула Горыня. – Скажешь тоже! Где ж мне… На всем свете один нашелся жених мне в версту, да и тот…

– Это кто же такой? – Брови Вереса слегка сдвинулись.

Горыня вспомнила Амунда, за ним Брюнхильд, затем и цель своих поисков. Но эти мысли тут же отступили, вытесненные потрясением. Ей хотелось расспросить Вереса обо всем – о Затее, о ее избе, о бабе Луче и всей его жизни, но она не находила слов. Да и что о Затее спрашивать – ее в живых давно нет. Та жизнь, в которой они впервые встретились, давно растаяла, ее не вернуть.