В полночь упадет звезда

– Да, без такой травы чудесной опасно в Темный Свет соваться, счастья искать… – пробормотала Брюнхильд. – Голову там оставишь…

Однако ни князь-уж, ни сам Змей Горыныч не устрашит девушку на пути к счастью – а любовь и есть то волшебное зелье, с которым человек способен хоть сквозь огонь пройти. В последние два дня перед Ярилками Брюнхильд выходила прогуляться и всем отвечала, что больше не чувствует ни малейшего нездоровья. Обещала девушкам пойти с ними на игрища. Предслав недовольно хмурился: ему не нравилась мысль о многолюдных игрищах между рекой и лесом, где к его бойкой свояченице может подобраться кто угодно – хоть князь-уж с золотыми рожками, хоть крылатый зверь симорг с Олегова нарядного кафтана, а если в лесу – то и елефандий, который, говорят, ростом с избу и два хвоста при себе имеет, спереди и сзади. Но что он мог возразить? Идти на ярильские игрища нужно всякому, кого ноги носят, иначе ни здоровья, ни удачи весь год не видать. И уж тем более девушке! Княжьей дочери не нужна слава «пень-колоды». Но не мог же он окружить Брюнхильд отроками, чтобы не отставали ни на шаг! Она сама от них сбежит!

– В полночь с закатной стороны упадет звезда огромная! – с воодушевлением рассказывала ему Брюнхильд. – Самая большая на белом свете! И как упадет она, весь лес тогда ярким светом озарится, всякое дерево заговорит! А под тем светом расцветет всевед-трава – будто огонек, красный, желтый, белый, черный, разным цветом переливается. И кто возьмет сей цветок, тот все на свете будет знать! Я пойду счастья попытать. С тем цветком можно и ведьм распознавать, и любые хвори лечить. Всякое желание, что ни придумаешь, – исполнится. Я только ее и жду – как в полночь упадет звезда, тут и счастье мое придет.

Брюнхильд была так взволнована, так лихорадочно блестели ее глаза, что Предслав смотрел на нее не без опасения: не помешалась ли девушка? Даже отроки вокруг него были ошеломлены ожиданием таких чудес.

– Ну, что же, дело хорошее… – с сомнением ответил Предслав. – Если взять такой цветок и все на свете узнать, тогда и ехать в землю Смолянскую не нужно…

Глава 9

К Троеславлю Горыня приплыла под вечер, и блеск огромного костра на возвышенности берега указывал ей путь. Она одна орудовала веслом в долбленке, одетая, как все женщины в этот вечер: в сорочке и красной нарядной плахте, опоясанная жгутом из трав. Затеряться в толпе ей, с ее ростом, надежды было мало, но она повесила венок на грудь – авось при беглом взгляде будет не очень заметно, что над этим венком есть еще целая голова.

Амунд с полусотенной дружиной остался на Припяти, между Нелеповым – последним к востоку древлянским городком, – и устьем реки, где стоял Троеславль. Они подоспели только нынче в полдень, когда древлянские и полянские девы уже вовсю ходили по рощам и пригоркам, собирая целебные травы и сплетая себе венки. До реки то и дело долетало пение.

Около сыра дуба
Лели-лели, дуба!
Растет чернь-черница;
Лели-лели, черница!
А во той ли во чернице,
Черна куна скачет.
Поскачи, поскачи, куна,
По чистому полю;
Поплыви, поплыви, утя,
По синему морю.
Ищи себе друга,
Которого любишь…

Один невидимый голос начинал, другой подхватывал в ином месте, потом отвечал третий – в третьем. За гребнем берега, за кустами и деревьями певиц не было видно, и оттого казалось, что поет сама земля – то одна травка, то другая. Даже и слова были не важны; сама сила этих звонких голосов говорила земле и небу о мощи расцветшей жизни, о готовности делать самое важное, для чего рождаются на свет куницы и уточки. Протяжное пение разносилось над рекой, будто ветер, оставаясь позади и вновь возникая впереди; голоса порхали солнечными мотыльками, с цветка на цветок. Отроки из лодий бросали взгляды на берег, искали среди берез этих «черных куниц» и «серых уток», и в глазах их светилась невольная, безотчетная надежда оказаться тем самым «которого любят». Но веселье им не светило: всю ночь придется ждать готовыми скорее к схватке, чем к пляскам.

А во той ли во чернице,
Лели-лели, во чернице!
Красны девушки гуляли,
Лели-лели, гуляли!
Скачите вы, девушки, пляшите,
Вы, молодцы, не смотрите,
Смотрючи девушку не взяти,
Взять ли, не взять ли по любови,
По доброму уговору…

Дружина укрылась в лесу, спрятав лодьи под ивами в заводях. Дальше Горыня отправилась одна. Ей предстояло отыскать Брюнхильд, если та окажется в уговоренном месте, и увезти ее вверх по Припяти. Была надежда, что в ночь всеобщих гуляний Олеговой дочери не хватятся до утра, а утром никакая родительская воля не сможет вырвать ее из рук жениха, которому она сама вручила свой венок.