В полночь упадет звезда

В семье единственной, кто возразил, оказалась княгиня Бранеслава. Отпустить девушку, да в такую даль, да в чужие люди, да невесть на какой срок, без сватовства и обручения казалось ей немыслимым, и она ворчала и возмущалась целыми днями. Но, поскольку Брюнхильд была ей не дочь, Олег мог пренебречь мнением жены. Избыгнев и другие бояре, желающие видеть Брюнхильд за Сверкером, одобрили замысел – он выглядел как девичья хитрость, чтобы приблизиться к жениху. Уж конечно, чего бы там ни думал Сверкер сейчас, прожив зиму в одном доме с красавицей Брюнхильд, он о других девах и думать позабудет. Венцеслава и Предслав поддержали Брюнхильд; поддержал и Рагнар – он считал, что сестре наскучило дома и хочется самой сходить в женский поход. Он лишь вздыхал – и от зависти, и от нежелания расставаться с нею. А Брюнхильд при виде него с трудом сдерживала слезы. Она и в самом деле охотно поехала бы хоть в то финское святилище, если бы была надежда помочь ему. Перед ним ее особенно мучила совесть: ведь ее обещания помощи были ложью. Но может быть, утешала она себя, в Плеснецке тоже есть женщины, владеющие этим искусством, и когда-нибудь…

Но что ей было делать? Отказаться от мысли об Амунде она не могла – образ его так прочно врос в ее душу, что она не видела для себя никакого будущего, кроме как с ним. Она стала как река, что способна течь лишь в одном направлении, огибая твердые преграды и размывая рыхлые. «Так томила Фрейю страсть по Ётунхейму…» – звучало у нее в душе, и сама себя Брюнхильд видела героиней сказания, конец которого ей известен и твердо определен. С тех пор как создан мир, влюбленный орел севера уносит в когтях прекрасную деву, и на дне серебряной чаши из сарацинских стран Брюнхильд видела себя. Судьба ее была запечатлена в старинном серебре за века до ее рождения и сделалась тверже камня. Как раскаленный металл скользит в каменную или глиняную форму, чтобы стать украшением, так ей оставалось лишь скользнуть в ложе своей судьбы и принять уготованный вид.

Видя, что опасных противников у ее замысла не нашлось, Брюнхильд через пару дней осмелилась на следующий шаг, необходимый для успеха дела. Весь день Горыня ходила хмурая и молчаливая, а за ужином прочти не ела, сидела пригорюнившись и не смотрела по сторонам.

– Что-то наша дева-волот нынче печальна? – Даже сам Олег это заметил. – Здорова ли?

– Она страдает от любви к Лютульву, – с жалостливым видом подсказал Харгер: у гридьбы это сейчас была любимая шутка. – А он все никак не сыщет довольно высокую скамеечку, чтобы…

– Здорова я, княже, – вздохнула Горыня, не слушая шутников. – Да сон мне печальный привиделся.

– Что за сон? – обеспокоилась княгиня, которой теперь везде мерещились грядущие беды.

– Снилась мне матушка моя, Снежевина. Жаловалась, что здоровьем ослабла, лежит, не встает, думает, как бы не пришла ей пора помирать. И то сказать – девять сотен лет на белом свете прожила, десятая сотня пошла. Печалилась – дескать, вот помру, а тебя, мою дочь единственную, не приведется повидать… Вторую ночь уже приходит.

– Видно, и правда ее матушка захворала, – озабоченно сказала Брюнхильд. – Может, батюшка, отпустим Горыню с матушкой повидаться? Не простится с нею – и мы себя корить будем.

– До гор Угорских-то путь неблизкий. Пока она поедет, пока воротится… Может, тебе уже время придет в путь пускаться, как же ты без нее?

– Да уж ты ли не найдешь мне провожатых надежных… – начала Брюнхильд, обрадовавшись в душе, что отец, похоже, намерен отпустить ее к Рагнвёр.

– Давай, княже, я Стоянку отвезу, – предложил Предслав. – Послужу тебе.

– Я подумывал и сам… – начал Олег.

– Да зачем же тебе стольный город покидать? – сказала Венцеслава, пока Брюнхильд еще не успела испугаться. – Это до осени проездить придется, до жатвы не вернешься. Пусть Предслав съездит. Она ему свояченица, кому о ней порадеть, как не зятю?

– С Предславом я спокойна буду, – поддержала сестру Брюнхильд.

Она и обрадовалась, что отец сам хочет о ней позаботиться, и встревожилась: при Олеге будет куда труднее совершить то, что она задумала! И обхитрить, и силой одолеть зятя не так уж сложно, а вот сам Олег Вещий был бы слишком опасным противником для любого, кто задумает его провести.

– Да и когда мы еще в дорогу тронемся? – добавила Брюнхильд. – Может, Горыня до тех пор воротится.