– Я придумала кое-что! – Брюнхильд видела, что сестра будет рада перемене разговора. – Как раз про это… чтобы исцелить Рагнара.
– Вот как! – Венцеслава выразительно округлила глаза и подняла брови.
Горыня тайком любовалась ее повадкой, величественной и игривой одновременно; Венцеслава, как жена и мать, держалась строже, чем Брюнхильд, но живость нрава все время в ней прорывалась. Сейчас ее взгляд говорил: что можно
– Я придумала… – Брюнхильд колебалась. – Вы скажете, что я обезумела… но почему же не попробовать, когда все прочее уже… Я боюсь отцу сказать.
– Но мне-то не боишься! – Венцеслава уже ерзала на месте от любопытства. – Рассказывай, не томи.
– Карл ведь говорил, что Рагнвёр в Свинческе – «пряха мира» и может выкрутить веретеном что угодно.
– Да. Мать говорит, что если ты выйдешь за Сверкера, то она – Рагнвёр – по-родственному употребит свое искусство для Рагнара.
– Зачем ей это будет надо? – прямо ответила Брюнхильд. – Зачем ей будет его лечить? Простите меня, но если я выйду за Сверкера, то Рагнвёр будет не надо, чтобы Рагнар был жив и здоров! Если он умрет, тогда
– Да… – Венцеслава склонила голову и задумчиво поджала губы. – Может, и так… Но что же ты надумала?
– Если «пряха мира» может спасти Рагнара, то я сама стану этой «пряхой мира»! – объявила Брюнхильд. – Я поеду к Рагнвёр и попрошу, чтобы она научила меня. А людям мы скажем, что я хочу получше узнать моего будущего мужа… Все будут довольны, если я поеду в Свинческ, даже если свадьбу пока отложат. Сверкеру надо подождать еще хотя бы года три, прежде чем ему не смешно будет жениться. За три года я всему научусь и вылечу Рагнара! И вот тогда…
Она замолчала и глубоко вздохнула.
– Может, я выйду за Сверкера. А может, и нет. Но сейчас нам нужен не он, а его мать. Как по-твоему – согласится отец меня отпустить?
Венцеслава задумалась, вертя в уме все изложенное и проверяя на прочность.
– Сама Рагнвёр уехала от матери с какой-то колдуньей, чтобы научиться всему, – напомнила Брюнхильд. – И ей тогда было всего двенадцать. А я уже взрослая.
– Ты не боишься? – Венцеслава слегка наклонилась к ней. – Ехать в чужую землю, к чужим людям… Да еще к колдунье!
– Всякая невеста так едет – к чужим людям и без возврата. И со мной Горыня будет.
Венцеслава безотчетно перевела взгляд на Горыню, но думала о другом.
– Если бы ты хоть обручилась…
– За три года разное может случиться. Лучше не связывать себя заранее. Думаю, отец с этим согласится. Если только он не желает выпихнуть меня из дома хоть как-нибудь!
– Я подумаю, – с сомнением сказала Венцеслава. – Но…
– Но если удалось Рагнвёр, почему не выйдет у меня? – подхватила Брюнхильд, на самом деле имея в виду вовсе не обучение у колдуньи, а то, что Рагнвёр удалось помимо этого. – Чем я ее хуже?
Когда ехали к Олегову двору, Брюнхильд была молчалива, и Горыня даже заметила у нее на глазах слезы. Она восхищалась хитроумием госпожи – та все же придумала способ выбраться из дома. Но за свои желания Брюнхильд предстоит заплатить немалую цену, и она это понимает. Ведь никакой ворожбе она учиться не станет. Рагнар и впрямь нуждается в помощи, но вовсе не ради этого Брюнхильд покинет родной дом…
Передавать свой замысел отцу Брюнхильд не спешила, давая себе время все обдумать и выбирая подходящий час. Венцеслава хоть и усомнилась, но не отвергла его сразу, и это давало надежду уговорить остальных. Осторожность боролась в душе Брюнхильд с мучительным нетерпением – теперь, когда она нашла хоть какой-то путь к осуществлению своих желаний, каждый миг промедления воспринимался как ужасная, невосполнимая потеря.
– то и дело приходили ей на ум слова сказания; и хотя в нем речь шла об обмане и вовсе не настоящая Фрейя приехала к турсам, чтобы выйти замуж за Трюма, Брюнхильд казалось, что Невеста Ванов разделяет и поддерживает ее стремление. Для нее настал тот час, когда родной дом, как бы он ни был хорош, становится постылым, а будущее счастье переезжает в дом мужа, и все помыслы девушки сосредотачиваются на том, чтобы последовать за ним.
К добру или к худу, но Олег тоже с нетерпением ждал, до чего додумается Брюнхильд. Ему хотелось решить дело уже этим летом, и он помог дочери, сам заведя разговор.
– Поди ко мне, моя валькирия, – позвал он ее вечером, когда в гриднице уже убрали столы после ужина и князь неспешно пил пиво в кругу ближиков. – Ты подумала о том, о чем у нас был разговор?