В полночь упадет звезда

Брюнхильд понимала: это поцелуи, которые некому дать, душат ее изнутри, это кровь в ней томится от любовной жажды, отчего ее давят разом утомлением и беспокойство. Но гордость ее отвергала мысль о любом другом мужчине, кроме того, что походил на выходца из сказаний о богах. Настоящая Фрейя сказала, что для нее было бы распутством сойтись с великаном; Брюнхильд знала об этом, но ей казалось низким, унизительным распутством принять в объятия кого-либо другого, кроме одного – самого лучшего, знатного, достойного, удачливого и необыкновенного.

– Заклинаний таких нет, чтобы сразу в Плеснецк перенести тебя. Я не птица Нагай. Вот бы у нас там была такая эта… – Горыня припомнила рассказы Карла о мудрой госпоже Рагнвёр. – «Пряха мира», да? Она бы спряла нить и веретеном выкрутила тебя отсюда прямо туда! Тогда бы и мне сюда ехать не понадобилось! – вздохнула она.

Горыне совсем не плохо жилось в Киеве, но она скучала по Плеснецку, где провела три года, по тамошнему княжьему двору и его обитателям, по князю-волоту, который значил для нее столько же, сколько мог значить старший брат, отец, пращур и бог.

– Выкрутила бы… – повторила Брюнхильд. – Если бы я обучалась у «прях мира», я сама могла бы…

Она не договорила и махнула рукой отрокам, чтобы собрали стрелы.

Неспешно они ехали назад.

– Все равно тебя отец в доме держать долго не будет, – говорила Горыня. – Если за Сверкера не отдаст, другого кого подберет. Если ты правда… знаешь чего хочешь, так тянуть нечего. Решайся, княжна.

Решайся! Брюнхильд знала: устами ее удивительной стражницы-волотки говорит судьба. Она оглядывала зеленую даль за Днепром, широкую реку, где плыли отражения облаков, будто паруса невидимых лодий. Теплый ветер нес пряные запахи трав, и с этими запахами в грудь входили сила, воодушевление, страсть и вера. Мир казался огромным, хотелось расправить крылья и лететь, лететь, туда где ждет ее любовь, в мыслях такая близкая. Сейчас казалось, что достичь ее совсем не трудно. Но куда же она полетит – княжеская дочь, за которой следят сотни глаз. Пусть следят с любовью и восхищением, но опутывают так, что не вырваться. Если бы Фрейя одолжила ей свое соколиное оперенье…

«О Фрейя, Прекрасная в Слезах! – мысленно воззвала Брюнхильд, глядя в даль между зелеными полями и небом, почти видя меж облаков золотоволосую Невесту Ванов. – Славься, прекраснейшая из богинь, могучая властью, от которой никто не свободен. Ты наказала меня любовью к великану, и я готова принять твою волю. Я сделаю так, как ты хочешь, хоть и горько мне покидать отца, когда он так во мне нуждается. Но, может быть, если я искуплю свою вину, боги простят и его. Помоги мне. Укажи верный путь, как мне попасть к Амунду, не вызвав раздора и пролития крови. Я не хочу стать новой Хильд и сделаться причиной вечной вражды между отцом и мужем. Возьми твою прялку и сотвори нить судьбы, которая привела бы меня к Амунду!»

Брюнхильд смотрела в небо, где солнечные лучи казались плотными, как кованый мост из золота. На сердце у нее стало легко, а в мыслях наступила ясность. Боги указали ей путь, но принять его или нет – зависело от нее самой. Приняв волю Фрейи, Брюнхильд ощутила облегчение. И сожаление – она оставляла позади все, что ей дорого. Но нельзя ни вечно стоять на месте, ни пройти, не примяв ни единой травинки. Где-то далеко могучий «орел севера» готовился расправить крылья и взмыть в небеса…

– Поедем к Венцеславе! – решила она и повернула лошадь к Олеговой горе.

Глава 6

К свадьбе своей старшей дочери с наследником моравских князей Моймировичей Олег поставил для них двор неподалеку от своего. Спасаясь от угров, княгиня Святожизна привезла немало дорогих вещей – одежды, посуды, украшений, и дом ее сына был не только одним из самых богатых, но и наполнен такой утварью, какой больше никто не имел. На полочке в углу, где у людей стоят деревянные чуры, у Предслава прятались две или три небольших темных доски с изображением каких-то людей – Брюнхильд знала, что это сам греческий бог и его мать с их ближиками. Бог все время прятался за шелковой занавесью и никто, кроме самого Предслава, его не видел. Брюнхильд иногда, особенно пока была помоложе, просила показать ей бога, непохожего на тех, к каким она привыкла. Святожизна и Предслав рассказывали ей про его жизнь, хотя Олег взял с них слово, что они будут соблюдать свою веру в глубокой тайне.