Почти каждый день Брюнхильд ездила с Горыней на стрельбище. Каждый день ей было заново приятно посмотреть на Ратные дома, где она в последний раз виделась с Амундом, где они сумели коротко объясниться прямо под носом у Предслава, Рагнара и бояр. Снова она перебирала в памяти, как Амунд помог ей сойти с лошади, как тонула ее рука в его огромной ладони, какой радостью светились при этом его темно-голубые глаза… На княжьем дворе Брюнхильд плотно окружали родичи, дружина, челядь, и только здесь, вдали от лишних ушей, она могли свободно поговорить со своей единственной сообщницей. Здесь тоже были люди, но за ежедневным состязание княжны и ее телохранительницы отроки и кияне наблюдали издали, никто не смел дышать им в спину во время стрельбы.
– Умел бы Амунд орлом обращаться, как Тьяцци! Он бы прилетел за мной и унес вместе со всем приданым! – мечтала Брюнхильд. – И никто не мог бы ему помешать!
– Да, без Амунда тебе из Киева не выбраться, – согласилась Горыня. – Без него нам не убежать. Догонят нас, воротят. Я одна со всей вашей гридьбой не справлюсь.
– А мое приданое! – вспомнила Брюнхильд. – Как же я без него к жениху поеду!
Чем больше приданое, тем больше невесте чести, и Брюнхильд никак не могла уронить свою княжескую честь, явившись к мужу с пустыми руками.
– Ну а со всем приданым мы и вовсе далеко не уедем. – Горыня хорошо знала эти три больших ларя, набитых полотном, цветным платьем, куницей, соболем и прочими женскими сокровищами.
– Нужно, чтобы отец сам отпустил меня из Киева. – Брюнхильд наложила очередную стрелу и прицелилась в далекий, за сорок шагов поставленный круг из соломенных жгутов. – И позволил забрать хотя бы часть моего добра.
Она выстрелила, и стрела вошла в самую середину круга.
– Ну а куда же он тебя отпустит, кроме как замуж? – Горыня прицелилась в тот же круг. Лук у нее был вдвое сильнее, и это расстояние для нее было небольшим. – У тебя, может, в радимичах родня осталась, чтобы навестить?
Брюнхильд последила за полетом ее стрелы – та вошла на два пальца правее середины, – и задумалась.
– Я материнскую родню плохо знаю. У нее был отец, две сестры, но это же было двадцать лет назад! Мой отец к ним в гости не ездит, к себе не зовет, с них Тростень черниговский дань собирает, а если что, от него мы и новости узнаем. Вроде мои вуйки обе живы, но отец не поверит, что я вдруг захотела их повидать!
– Ну тогда притворись, будто хочешь за Сверкера идти! – Горыня со смехом выпустила еще стрелу. Обрадовалась, увидев, что та вонзилась вплотную к стреле Брюнхильд – такие меткие выстрелы ей редко удавались. – Вот он тебя и отпустит из дому со всем приданым. На полуночь ехать. А по дороге, у Припяти, мой князь тебя перехватит. Никто и знать не будет, что ты сама его позвала. Я его предупрежу. Он для того меня сюда и прислал.
Поначалу она предложила это в шутку, но Брюнхильд молчала, и Горыня сообразила, что, может, мысль-то и неплоха. Брюнхильд задумчиво подняла лук, потом опустила, не выстрелив.
– Сверкер еще ведь не сватался… – пробормотала она, не смеясь и не возмущаясь. – Чтобы нас сосватать, надо опять Карла или других мужей нарочитых в Свинческ посылать… Пока они проездят туда-сюда… опять осень придет. Амунд обещал ждать меня год…
– Он подождет больше, если будет знать, что успех времени требует.
– Я уже не могу больше ждать! – Брюнхильд вскинула лук и сердито выстрелила, почти не целясь. – Знаешь, как было, когда ётун Трюм украл у Тора его молот, а на выкуп потребовал Фрейю? Фрейя не захотела за него выходить, и тогда Тор сам нарядился невестой и Локи повез его к Трюму. Они приехали, Трюм стал их угощать, и Тор сразу слопал целого быка и выхлестал три бочки меда. Трюм сказал, дескать, никогда не видел, чтобы девушки столько ели. А Локи отвечает:
– Трюм было обрадовался, что Фрейя так его хочет, и полез к ней целоваться; но Тор как глянул на него из-под покрывала, Трюм аж отскочил и спрашивает: «Что это у нее такие глаза бешеные?» А Локи отвечает:
– И хотя на самом деле Локи Трюма обманывал, я себя чувствую, как та невеста, – выдохнув, как от огромной усталости, призналась Брюнхильд. – Мне противна еда, я плохо сплю ночами, меня как будто что-то держит за горло… И мне не станет легче, пока Амунд не будет со мной…