В одном лице

— Было не так уж сложно, пока я побеждала. Мне нравится быть сверху, — сказала она. — Когда побеждаешь в борьбе, ты оказываешься сверху. В Пенсильвании было сложнее, потому что там я выигрывала не всегда. Я оказывалась на полу чаще, чем хотелось бы, — сказала она. — Но я уже была постарше и могла пережить поражение. Вообще-то я терпеть не могла, когда меня прижимали к полу, но такое случилось всего дважды — оба раза с одним и тем же паршивцем. Борьба была моим прикрытием, Уильям. Тогда парни вроде нас в нем нуждались. Разве Элейн не служила прикрытием тебе, Уильям? Мне так показалось, — сказала она. — Разве и сегодня парни вроде нас не нуждаются в небольшом прикрытии?

— Еще как, — прошептал я.

— А, вот мы и снова шепчемся, — прошептала в ответ мисс Фрост. — Наверное, шепот — это тоже своего рода прикрытие.

— Но вы же что-то изучали в том колледже в Пенсильвании — не только боролись, — сказал я. — В ежегоднике написано, что вы хотели заняться литературой…

(Кажется, я просто лепетал что попало, чтобы отвлечься от члена мисс Фрост.)

— В колледже я изучала библиотечное дело, — сообщила мисс Фрост, пока мы держали друг друга за члены. Ее член был не такой твердый, как мой, — по крайней мере, пока. Я подумал, что даже в таком состоянии ее член больше моего, но без достаточного опыта невозможно оценить размер чужого пениса, пока его не увидишь.

— Я решила, что библиотека будет сравнительно безопасным прибежищем для мужчины, который собирается стать женщиной, — продолжала мисс Фрост. — Я даже знала, в какой именно библиотеке хочу работать — в той самой школьной библиотеке, где хранятся те ежегодники, Уильям. Я подумала: где примут меня лучше, чем в моей родной библиотеке? Я хорошо училась в Фейворит-Ривер, и я была очень хорошим борцом — может, не по стандартам Пенсильвании, но для Новой Англии я была очень неплоха. Само собой, когда я вернулась в Ферст-Систер женщиной, академия Фейворит-Ривер не захотела иметь со мной ничего общего — еще бы они подпустили меня к своим впечатлительным мальчикам! Каждый в чем-то наивен, Уильям, и здесь я просчиталась. Я помнила, что в школе меня любили, когда я была Большим Алом; но я была слишком наивна и не могла даже подумать, что они не полюбят меня как мисс Фрост. И только потому, что твой дедушка Гарри был в числе попечителей городской библиотеки — вот этой старой публичной библиотеки, для которой у меня слишком хорошее образование, — меня взяли сюда на работу.

— Но почему вы вообще решили вернуться в Ферст-Систер — да еще и в академию? Вы же сами назвали ее ужасной школой? — спросил я.

Самому мне было всего лишь восемнадцать, но мне уже хотелось никогда в жизни не возвращаться в академию Фейворит-Ривер и в этот захолустный Ферст-Систер, штат Вермонт. Мне не терпелось убраться отсюда, оказаться где-нибудь — где угодно, — где меня не знает каждая собака, где я смогу спать с кем мне вздумается и где на меня не будут таращиться и осуждать в святой уверенности, будто видят меня насквозь!

— У меня здесь больная мать, Уильям, — объяснила мисс Фрост. — Мой отец умер в тот год, когда я начала учиться в Фейворит-Ривер; если бы он не скончался сам, мое превращение в женщину его бы доконало. Но моя мать болеет уже много лет; из-за этого мне едва удалось окончить колледж. Мама болеет уже настолько давно, что если и выздоровеет, то не поймет этого. Она повредилась рассудком, Уильям; она даже не замечает, что я женщина, а может, уже не помнит, что у нее был сын, а не дочь. Наверняка она даже не помнит, что когда-то у нее вообще был сын.

— Понятно.

— Мой отец когда-то работал на твоего дедушку. Гарри знал, что мне нужно заботиться о матери. Только поэтому мне и пришлось вернуться в Ферст-Систер — независимо от того, как приняли бы меня в академии.

Я пробормотал что-то сочувственное.

— А, все не так уж плохо, — ответила мисс Фрост, снова входя в образ. — В маленьком городке тебя могут поносить на чем свет стоит, но им приходится тебя терпеть — они не могут просто захлопнуть перед тобой дверь. И я ведь встретила тебя, Уильям. Может, потомки запомнят меня как сумасшедшую библиотекаршу, любившую переодеваться, которая направила тебя по писательскому пути. Ты ведь уже начал, да? — спросила она.

Но мне история ее жизни показалась невыносимо грустной. Продолжая трогать ее член сквозь нижнюю юбку, я вспомнил о «Комнате Джованни», лежащей вместе с лифчиком Элейн у меня под подушкой, и сказал:

— Мне страшно понравился Джеймс Болдуин. Я не принес его обратно, потому что хочу дать его Тому Аткинсу. Мы с ним говорили об этом — мне кажется, ему тоже очень понравится. Вы не возражаете, если я одолжу ему книжку?

— «Комната Джованни» у тебя с собой, Уильям? — неожиданно спросила мисс Фрост. — Где сейчас сама книга?

— Дома, — сказал я. Почему-то я побоялся сказать, что книга лежит у меня под подушкой — не говоря уж о ее близком соседстве с жемчужно-серым лифчиком Элейн Хедли.