— Это мы попробуем в другой раз, Уильям, — прошептала она. Кажется, как раз в этот момент я услышал скрип ступенек на лестнице в подвал. То ли мисс Фрост тоже его услышала, то ли просто по совпадению именно в эту секунду взглянула на часы.
— Вы сказали мне и Ричарду, что выходили на сцену — то есть играли — только в воображении. Но я же видел фотографии Клуба драмы — вы и раньше играли, — сказал я.
— Поэтическая вольность, Уильям, — ответила мисс Фрост со своим фирменным театральным вздохом. — К тому же никакая это была не игра. Это было всего лишь переодевание — и переигрывание! Мальчишки просто валяли дурака. В те годы в академии Фейворит-Ривер не было Ричарда Эббота. В Клубе драмы не было никого, кто знал бы хоть половину того, что знает даже Нильс Боркман, а уж он-то просто педант в драматургии!
На лестнице снова раздался скрип, и теперь мы оба его услышали; в этот раз ошибиться было невозможно. Странное дело: мисс Фрост, похоже, совсем не удивилась.
— Уильям, мы что, так спешили, что забыли запереть библиотеку? — прошептала она. — Боже мой, кажется, так и есть.
У нас было так мало времени — и мисс Фрост знала об этом с самого начала.
После третьего поскрипывания, в ту незабываемую ночь в незапертой публичной библиотеке Ферст-Систер, мисс Фрост — которая до того стояла на коленях рядом с ванной и вдумчиво занималась моим членом, пока мы говорили о всевозможных интересных вещах, — встала и громким ясным голосом, которому позавидовали бы моя подруга Элейн и ее мать, миссис Хедли, спросила:
— Гарри? Я так и думала, что эти трусы пошлют именно тебя. Это ведь ты?
— Ну как тебе сказать… Да, это я, — робко ответил дедушка Гарри с подвальной лестницы. Я сел в ванне. Мисс Фрост стояла очень прямо, отведя плечи назад и нацелив маленькие острые груди на открытую дверь спальни. Соски у нее стояли торчком, а непроизносимые ареолы были размером в добрый серебряный доллар.
Дедушка осторожно спустился в подвал мисс Фрост. От уверенности в себе, с которой он обычно выходил на сцену, не осталось и следа; он был вовсе не энергичной женщиной, а просто старичком — маленьким и лысым. Дедушка Гарри явно не вызывался добровольцем на мое спасение.
— Я разочарована, что Ричард сдрейфил и не пришел сам, — сказала мисс Фрост моему смущенному деду.
— Ричард вызвался, но Мэри его не пустила, — ответил дедушка.
— Ричард у нее под каблуком, как и все мужчины, женатые на этих Уинтропшах, — сказала мисс Фрост. Дедушка не мог поднять на нее глаза, но она не отворачивалась — и не собиралась одеваться. На мисс Фрост была только жемчужно-серая нижняя юбка, но она держалась так, будто была одета в вечернее платье — и даже слишком нарядное для такого случая.
— Похоже, и Мюриэл не пожелала, чтобы пошел Боб, — продолжала мисс Фрост. Дедушка Гарри только мотнул головой.
— Бобби симпатяга, но размазней он был всегда — еще до того, как его загнали под каблук, — продолжала мисс Фрост. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь называл дядю «Бобби», но теперь-то я знал, что Роберт Фримонт был одноклассником Альберта Фроста в академии, а в интернатах все пользуются кличками, которые не выходят за пределы школы. (К примеру, никто больше не зовет меня Нимфой.)
Я пытался выбраться из ванной, стараясь не поворачиваться лицом к дедушке; мисс Фрост подала мне полотенце. Но даже прикрываясь полотенцем, было страшно неловко вылезать из ванной, а потом еще вытираться и кое-как натягивать одежду.
— Уильям, позволь кое-что сообщить тебе о твоей тете Мюриэл, — сказала мисс Фрост, стоя как барьер между мной и дедом. — Мюриэл вообще-то была влюблена в
— Пожалуйста, Ал, не надо так грубо, — сказал дедушка Гарри. — В конце концов, Мюриэл моя дочь.
— Мюриэл — властолюбивая сука, Гарри. Может быть, узнай она меня поближе, она стала бы полюбезнее, — сказала мисс Фрост. — Меня-то под каблук не загонишь, Уильям, — сказала она, глядя, как я с горем пополам пытаюсь одеться.
— Да уж, Ал, — воскликнул дедушка Гарри, — тебя под каблук не загонишь!
— Твой дедушка — хороший человек, Уильям, — сказала мисс Фрост. — Это он построил для меня эту комнату. Когда я вернулась в город, моя мама думала, что я все еще мужчина. Мне нужно было где-то переодеваться, прежде чем идти на работу женщиной — и прежде чем каждый вечер возвращаться домой к матери мужчиной. В каком-то смысле даже и к лучшему — по крайней мере, мне теперь легче, — что бедная мама больше не замечает, какого я пола, или какого пола я должна быть.
— И все-таки отделку не стоило бросать на полпути, Ал, — заметил дедушка Гарри. — Господи Иисусе, уж туалет-то надо было отгородить.