В одном лице

— Просто близко, — ответила она. — У нас мало времени.

— Пора закрывать библиотеку? — спросил я, но мисс Фрост лишь улыбнулась; потом, будто размышляя, посмотрела на часы.

— А что плохого в том, чтобы сегодня закрыться немного пораньше? — неожиданно сказала она.

— Конечно, почему бы и нет? — сказал я. — Все равно здесь больше никого, кроме нас. Вряд ли Аткинс вернется.

— Бедный Том, — сказала мисс Фрост. — Уильям, он не в меня влюблен — Том Аткинс сохнет по тебе!

В ту же секунду я понял, что она права. «Бедный Том», как я теперь начал называть про себя Аткинса, видимо, почувствовал, что мне нравится мисс Фрост; наверное, он ревновал меня к ней.

— Бедный Том просто-напросто шпионит и за мной, и за тобой, — сказала мисс Фрост. — А чего от тебя надо Киттреджу? — неожиданно спросила она.

— А, да ничего — это все немецкий. Я помогаю Киттреджу с уроками, — объяснил я.

— Том Аткинс был бы для тебя безопаснее, чем Жак Киттредж, — сказала мисс Фрост. Я понимал, что так оно и есть, хотя не находил Аткинса привлекательным — разве что совсем немного: всякий, кто вами восхищается, со временем становится вам хоть немножко симпатичен. (Но обычно из этого ничего хорошего не выходит, так ведь?)

Я как раз собрался объяснить мисс Фрост, что меня не особенно привлекает Аткинс — что вообще-то мне нравятся не все парни, а лишь немногие, — но в этот раз она закрыла мне рот своими губами. Она просто взяла и поцеловала меня. Это был крепкий поцелуй, довольно агрессивный; лишь один уверенный толчок, единственный выстрел ее теплого языка. Уж поверьте: мне скоро семьдесят; каких только поцелуев не было в моей жизни, но этот был увереннее любого мужского рукопожатия.

— Я знаю, знаю, — пробормотала она, не отстраняясь от моих губ. — У нас так мало времени — давай не будем больше говорить о бедном Томе.

— Хорошо.

Я последовал за ней в фойе, все еще думая, что ее беспокойство о «времени» связано только с закрытием библиотеки, но мисс Фрост сказала:

— Полагаю, отбой у выпускных классов все еще в десять — кроме субботы, тогда, вероятно, отбой по-прежнему в одиннадцать. Ничего в этой ужасной школе не меняется, правда?

Я был впечатлен, что мисс Фрост знает о существовании отбоя в академии Фейворит-Ривер — не говоря уж о том, что она назвала время абсолютно точно.

Она заперла на ключ входную дверь, погасила фонарь снаружи и прошлась по библиотеке, выключая всюду свет; осталась лишь тусклая лампочка в фойе. Я успел совершенно забыть, что спрашивал у мисс Фрост совета — о моей влюбленности в Киттреджа и о том, как «что-то с этим сделать», — но тут она вручила мне тонкую книгу. В ней было всего страниц на сорок больше, чем в «Короле Лире», которого я читал перед тем.

Это был роман Джеймса Болдуина под названием «Комната Джованни» — я едва разглядел название, поскольку мисс Фрост погасила все лампы в главном зале. Слабого света из фойе едва хватило, чтобы мы с мисс Фрост могли спуститься по ступенькам в подвал.

На темной лестнице, освещенной лишь этим скудным мерцанием — и неясным отсветом впереди, манившим в комнатку мисс Фрост, — я неожиданно вспомнил, что хотел спросить библиотекаршу еще об одном романе.

Имя «Ал» уже дрожало на моих губах, но я не мог себя заставить его произнести. Вместо этого я сказал:

— Мисс Фрост, а что «Госпожа Бовари»? Как думаете, мне бы понравилась эта книга?

— Когда станешь постарше, Уильям, думаю, ты ее полюбишь.

— Вот и Ричард так сказал, и дядя Боб тоже, — сказал я.

— Как, неужто твой дядя Боб читал «Госпожу Бовари»? Муж Мюриэл? Да быть такого не может! — воскликнула мисс Фрост.

— Боб сам не читал, просто рассказал мне, о чем она, — пояснил я.

— Не прочитав роман, невозможно сказать, о чем он, Уильям.

— Вот как.

— Повремени, Уильям, — сказала мисс Фрост. — Время читать «Госпожу Бовари» приходит, когда рушатся все твои романтические надежды и желания и тебе кажется, что все будущие встречи принесут только разочарование — и даже опустошение.

— Тогда я подожду такого случая, — сказал я.

В ее спальне и ванной — бывшем угольном погребе — горела только лампа для чтения, прикрепленная к изголовью старомодной латунной кровати. Мисс Фрост зажгла свечу с ароматом корицы на ночном столике и погасила лампу. Затем велела мне раздеться.

— Раздеться — значит снять всю одежду, Уильям, — и носки, пожалуйста, тоже.

Я повиновался, повернувшись к ней спиной; она попросила «минутку уединения». Мисс Фрост быстро воспользовалась унитазом с деревянным сиденьем — я слышал, как она помочилась и спустила воду, а затем, судя по звуку, наскоро умылась и почистила зубы над маленькой раковиной.

Я лежал обнаженным на ее латунной кровати; при дрожащем свете свечи я прочел, что «Комната Джованни» была издана в 1956 году. Из вложенной в нее библиотечной карточки я узнал, что лишь один посетитель городской библиотеки брал этот роман — за четыре года, — и подумал, не была ли единственной читательницей мистера Болдуина сама мисс Фрост. Не успел я прочесть и двух абзацев, как мисс Фрост сказала:

— Уильям, давай ты почитаешь потом. Это очень грустный роман, он тебя расстроит.