В одном лице

Так я свел знакомство с вагиной, с одним «но»; эпизод с бальной залой (или не бальной залой) пока откладывался — и я был готов, и даже счастлив, подождать. Мне, как человеку, который так долго относился к этому органу с трепетом, знакомство с вагиной показалось весьма увлекательным и приятным. Я действительно любил заниматься сексом с Эсмеральдой, и «ее» я тоже любил.

Случалось, после секса, забывая в полусне, что лежу рядом с женщиной, я тянулся к ее промежности — и тут же в удивлении отдергивал руку. (Я пытался дотянуться до члена Эсмеральды.)

— Бедный Билли, — говорила Эсмеральда, ложно толкуя мое мимолетное прикосновение. Она думала, что мне хочется оказаться внутри ее вагины, что я страдаю от того, что мне отказано в доступе к ней.

— Никакой я не бедный Билли — я счастливый Билли, я полностью удовлетворенный Билли, — всегда отвечал я.

— Ты держишься молодцом, — говорила на это Эсмеральда. Она и не представляла, как я счастлив, и когда я ее трогал — во сне или просто бессознательно, — она не догадывалась, что я тянусь к тому, чем она не обладала и по чему я, видимо, скучал.

Der Oberkellner (то есть метрдотель) в «Цуфаль» был суровый на вид парень, казавшийся старше, чем был на самом деле. Он носил повязку на глазу; ему не было еще и тридцати, но то ли сама повязка, то ли история о том, как он потерял глаз, придавали ему серьезный вид и прибавляли лет десять. Звали его Карл, и он никогда не говорил о том, как лишился глаза, — мне рассказали другие официанты. В конце Второй мировой, когда Карлу было десять лет, он увидел, как русские солдаты насилуют его мать, и попытался вмешаться. Солдат ударил мальчика прикладом, и этот удар стоил Карлу зрения в одном глазу.

Поздней осенью моего первого года за границей — приближался конец ноября — Эсмеральде выпал первый шанс выступить ведущим сопрано на сцене Штаатсопер. Как она и предсказывала, это оказалась итальянская опера — «Макбет» Верди, — и Эсмеральда, терпеливо ожидавшая своей очереди (на самом деле она уже уверилась, что ее очередь не наступит никогда), была дублершей леди Макбет большую часть осени (как раз все то время, пока мы жили вместе).

«Vieni, t’affretta!» — пела Эсмеральда во сне — из той сцены, где леди Макбет читает письмо от мужа, в котором он рассказывает о первой встрече с ведьмами.

Я попросил у Карла разрешения уйти пораньше с первой смены и опоздать на вторую; ведь в пятницу моя девушка будет петь леди Макбет.

— У тебя есть девушка? Эта дублерша в самом деле твоя девушка, да? — спросил Карл.

— Да, Карл, совершенно верно, — сказал я.

— Рад слышать, Билл, — а то тут ходили совсем другие слухи, — сказал Карл, сверля меня единственным глазом.

— Эсмеральда — моя девушка, и в эту пятницу она будет петь леди Макбет, — сказал я метрдотелю.

— Такой шанс выпадает один раз на миллион — не дай ей облажаться, — сказал Карл.

— Я просто хотел бы успеть к началу — и остаться до конца, — сказал я.

— Конечно, конечно. Правда, это будет пятница, но у нас не так уж много посетителей. Теплая погода закончилась. Туристы улетают, как осенние листья. Возможно, это последние выходные, когда нам будет действительно нужен англоговорящий официант, но мы справимся и без тебя, Билл, — сказал Карл. Каким-то образом ему удавалось испортить мне настроение, даже если он вроде бы принимал мою сторону. Я вспомнил о леди Макбет, призывающей посланников ада.

«Or tutti sorgete» — эта ария тоже входила в репертуар спящей Эсмеральды; от ее ночного пения мне было не по себе, да и практике немецкого оно уж точно не способствовало.

«Fatal mia donna!» — обращается леди Макбет к своему безвольному мужу; она берет кинжал, которым Макбет убил Дункана, и пачкает кровью спящих стражников. Мне не терпелось посмотреть, как Эсмеральда загонит Макбета под каблук! А ведь это все происходит в первом акте. Неудивительно, что я не хотел опаздывать — чтобы не пропустить ни минуты из встречи с ведьмами.

— Билл, я очень за тебя рад. То есть я рад, что у тебя есть девушка — не потому, что она певица, а потому, что она вообще у тебя есть. Это должно положить конец сплетням, — сказал Карл.

— А кто обо мне болтает, Карл? — спросил я.

— Кое-кто из официантов, один су-шеф — сам знаешь, как расходятся слухи.

— Вот как.

На самом деле, если кому-то на кухне «Цуфаль» и нужно было доказательство того, что я не гей, это, скорее всего, был сам Карл; если и были разговоры о том, что я гей, я уверен, что Карл и был их зачинщиком.

Я приглядывал за Эсмеральдой, пока она спала. Леди Макбет встает во сне — впечатляющая сцена в четвертом акте, — жалуясь, что не может смыть кровь с рук; но Эсмеральда никогда не ходила во сне. Она всегда крепко спала и спокойно лежала на месте, когда (почти каждую ночь) начинала петь: «Una macchia».

У ведущего сопрано, отказавшейся выступать вечером в пятницу, образовался полип на связках; хотя это обычная проблема для оперных певиц, крохотному полипу Герды Мюле уделялось много внимания. (А вдруг понадобится операция?)