В одном лице

— Да, — ответил я. Мне было стыдно, что я не могу перестать об нее тереться, но Элейн и сама начала двигать бедрами; теперь и она терлась об меня.

— Ничего, это нормально, — сказала Элейн.

— Нет, не нормально, — сказал я, но моему голосу недоставало убежденности, которая слышалась в голосе Элейн, когда всего минуту назад она сказала то же самое. (Я, конечно, имел в виду, что теперь и я думал о Киттредже.)

Мисс Фрост была крупной женщиной, широкоплечей и широкобедрой. Чего у мисс Фрост точно не было — так это мальчишеской задницы; никаким усилием воображения я не мог бы представить себе мисс Фрост, пока терся о беззвучно плачущую Элейн Хедли.

— Нет, правда, все нормально, мне тоже нравится, — тихо сказала Элейн — и тут мы услышали с улицы голос Киттреджа.

— Милая моя Неаполь, твой ли это синий свет горит в окне? — воззвал Киттредж. Я почувствовал, как напряглось тело Элейн. Во дворе слышались и другие голоса — со стороны спортивного общежития Тилли, — но лишь голос Киттреджа явственно выделялся среди них.

— Я же говорила, что он не будет смотреть конец вестерна — вот говнюк, — прошептала мне Элейн.

— О Неаполь, мне ли предназначен служить маяком твой синий огонек? — продолжал Киттредж. — Дева ли ты еще, Неаполь, или уж нет?

(Однажды я вдруг понял, что Киттредж по самой своей сути был насмешкой над Шекспиром — чем-то вроде подделки под Шекспира.)

Элейн, всхлипывая, потянулась к выключателю своего синего ночника. Когда она снова прижалась ко мне, ее всхлипы стали громче; она терлась об меня, постанывая. Всхлипы и стоны странным образом смешивались, напоминая повизгивания спящей собаки.

— Не поддавайся ему, Элейн — он же такой мудак, — прошептал я ей в ухо.

— Ш-ш-ш! — шикнула она на меня. — Не надо разговаривать, — почти беззвучно шепнула она между полузадушенными стонами.

— Ты ли это, Неаполь? — снова позвал Киттредж. — Так скоро гасишь свет? Увы, снова в одинокую постель!

Моя рубашка выбилась из брюк; наверное, из-за непрерывного ерзания. Рубашка была синяя — как боксеры Киттреджа, подумал я. Элейн начала стонать громче.

— Не останавливайся! Сильнее! — простонала она. — Да! Вот так — господи, еще! — закричала она.

Я видел пар от ее дыхания в ледяном потоке воздуха из открытого окна; я терся об нее, как мне показалось, очень долго, прежде чем осознал, что повторяю: «Вот так? — спрашивал я ее. — Так?» (Никаких разговоров, как и просила Элейн, и все же наши голоса разносились по двору — до самого спортзала и Тилли, где все еще выгружались из автобусов вернувшиеся спортсмены.)

Мерцающий свет проектора уже погас; в окнах спортзала было темно. Вестерн кончился; пороховой дым рассеялся, и ученики Фейворит-Ривер тоже рассеялись по общежитиям — все, кроме Киттреджа.

— Ну хватит, Неаполь! — крикнул Киттредж. — Нимфа, ты тоже там?

Элейн исторгла протяжный оргазмический вопль. Позже она сказала: «Получилось больше похоже не на оргазм, а на схватки, по крайней мере, как я их себе представляю — детей-то я заводить не собираюсь. Видел, какого размера башка у младенца?»

Так или иначе, для ушей Киттреджа этот кошачий концерт прозвучал как оргазм. Мы с Элейн еще расправляли покрывало на кровати, а в дверь квартиры уже стучали.

— Господи, где мой лифчик? — спросила Элейн. Она пыталась найти его в складках одеяла, но времени его надеть у нее все равно не оставалось. (Ей ведь нужно было открыть дверь.)

— Это он, — предупредил я.

— Кто ж еще, — сказала она. Элейн вышла в гостиную; прежде чем открыть дверь, она осмотрела себя в зеркале в прихожей.

Тем временем я нашел лифчик на кровати — он затерялся в складках измятого одеяла — и быстро запихал его себе в трусы. Моя эрекция уже полностью исчезла; лифчик Элейн помещался в трусах лучше, чем мой вставший член.

— Просто хотел убедиться, что ты в порядке, — услышал я голос Киттреджа. — Я боялся, что у тебя тут пожар или типа того.

— Еще какой пожар, но со мной все хорошо, — сказала ему Элейн.

Я вышел из спальни Элейн. Она не пригласила Киттреджа войти; он стоял в проеме двери. Обитатели Бэнкрофта сновали по коридору, стараясь заглянуть в прихожую.

— Значит, и ты здесь, Нимфа, — сказал Киттредж.

Я заметил свежий ожог от мата у него на щеке, но самоуверенности у него не убавилось ни на йоту.

— Полагаю, ты выиграл матч, — сказал я.

— Совершенно верно, Нимфа, — ответил он, не отрывая глаз от Элейн. Сквозь ткань ее белой рубашки виднелись соски, а темные кольца вокруг — эти непроизносимые ареолы — на ее бледной коже выглядели как пятна от вина.

— Нехорошо, Неаполь. Где твой лифчик? — спросил Киттредж.

Элейн улыбнулась мне.

— Ты его нашел? — спросила она меня.

— Да я не особенно-то искал, — соврал я.

— Неаполь, тебе следует подумать о своей репутации, — сказал Киттредж. Это был неожиданный поворот, и он застал нас с Элейн врасплох.

— Все нормально у меня с репутацией, — ощетинилась Элейн.

— Нимфа, и тебе тоже следовало бы подумать о ее репутации, — обратился ко мне Киттредж. — Однажды потерянную репутацию девушке уже не вернуть, если ты понимаешь, о чем я.