— Вообще-то лучше так, чем Джордж, — сказала Джи. — А знаете, мистер Эй, вы могли бы поставить «Бурю», правда, — если бы захотели? Тогда мы могли бы по-настоящему сыграть Шекспира.
Никто еще не называл меня мистером Эй; пожалуй, я был не против. Я уже решил, что если Джи так хочет стать девочкой, то должна ею стать. И поставить «Бурю» мне тоже захотелось.
— Эй, Тампон! — крикнул кто-то.
— Пойдем-ка пообщаемся с футболистами, — сказал я Джи. Мы подошли к их столу; они тут же перестали жрать. Они видели перед собой неудачника, пытающегося затесаться (как они, наверное, думали) в трансгендеры, а меня, в мои шестьдесят пять, они, наверное, приняли за одного из преподавателей (каковым я вскоре и стану). В конце концов, для отца Джи я был староват.
— Это Джи, так ее зовут. Запомните, — сказал я им. Они не ответили. — Кто из вас назвал Джи «Тампоном»? — спросил я; ответа снова не последовало. (Чертово хулиганье; большинство из них просто трусы.)
— Если кто-то перепутает тебя с тампоном, Джи, кто будет виноват, если ты не возразишь? — сказал я девочке, которая пока что выглядела как мальчик.
— Я, — ответила Джи.
— Как ее зовут? — спросил я футболистов.
Все, кроме одного, отозвались: «Джи!» Тот, что промолчал, самый здоровенный, вернулся к еде; когда я обратился к нему, он не поднял голову от тарелки.
— Как ее зовут? — снова спросил я; вместо ответа он указал на свой полный рот.
— Я подожду, — сказал я.
— Он не учитель, — сказал здоровяк своим товарищам, когда прожевал еду. — Он писатель из города. Просто старый гей, учился тут когда-то. Он не может нам указывать, что делать, — он тут не работает.
— Как ее зовут? — спросил я его.
— Спринцовка? — спросил футболист; теперь он улыбался, и другие парни тоже.
— Джи, теперь ты понимаешь, почему я «злюсь»? — сказал я. — Это тот самый, который зовет тебя Тампоном?
— Да, это он, — сказала Джи.
Футболист, который знал, кто я такой, встал из-за стола; парень был очень крупный, дюйма на четыре повыше меня, и явно на двадцать-тридцать фунтов потяжелее.
— Исчезни, педик старый, — сказал здоровяк. Я подумал, что лучше бы мне удалось вынудить его назвать Джи педиком. Вот тогда он бы уже не отвертелся; может, за школьной формой в Фейворит-Ривер уже не следили так строго, но появились другие правила — в мое время таких еще не было. Вылететь из академии за «тампон» или «спринцовку» было нельзя, но слово «педик» относилось к категории ненавистнических. (Наравне с «ниггером» или «жидом» слово «педик» могло доставить немало неприятностей.)
— Ебаные футболисты, — выругалась Джи, прямо как когда-то Херм Хойт. (Борцы презирают футболистов, свято уверенных в собственной крутизне.) Юный трансгендер, кажется, прочитал мои мысли!
— Чего ты сказал, мелкий педик? — спросил здоровяк. Он применил грязный прием — врезал Джи в лицо основанием ладони. Можете представить, как это больно, но Джи не собиралась отступать; из носа у нее пошла кровь, но тут я встал между ними.
— Хватит, — сказал я здоровяку, но он попер на меня грудью. Я предвидел правый хук и принял его на левое предплечье — как показывал мне Джим Как-его-там в боксерском зале на четвертом этаже Нью-Йоркского спортивного клуба. Футболист явно удивился, когда я взял его в шейный захват. Он с силой оттолкнул меня; парень был тяжелый и оперся на меня всем весом — что вам и требуется от противника, если вы умеете проводить более-менее сносный нырок со сбросом.
Пол столовой был куда тверже борцовского мата, и вдобавок здоровяк неудачно приземлился, так что весь его вес (и большая часть моего) пришелся ему на плечо. Я был практически уверен, что он вывихнул плечо или сломал ключицу — или и то и другое. Пока что он просто лежал на полу, стараясь не шевелить плечом и рукой.
— Ебаные футболисты, — повторила Джи, на этот раз обращаясь ко всему столу. Все видели, что кровь у нее из носа потекла еще сильнее.
— И в четвертый раз спрашиваю, как ее зовут? — спросил я у здоровяка на полу.
— Джи, — ответил тот парень, что обзывал ее тампоном и спринцовкой. Потом выяснилось, что на тот момент он уже окончил академию, но остался играть в футбольной команде. В результате вывиха плеча или сломанной ключицы он пропустил конец футбольного сезона. Его не выгнали за слово «педик», но дали испытательный срок. (Мы с Джи надеялись, что ее нос окажется сломанным, но наши надежды не оправдались.) Впрочем, следующей весной он все равно вылетел из команды за то, что назвал лесбухой девушку, которая отказалась с ним переспать.
Когда я согласился преподавать в Фейворит-Ривер, я поставил условием, что академия постарается обучать новичков, а тем более выпускников, либеральной культуре в своих стенах — разумеется, я имел в виду принятие сексуальных различий.
Но тогда, в столовой, в сентябре 2007-го, я воздержался от дальнейшего просвещения футболистов.
Однако у Джи, моей новой протеже, нашлось что сказать парням, все еще сидевшим за столом.
— Я собираюсь стать девушкой, — храбро объявила она. — Однажды я стану Джорджией. Но пока я просто Джи, и вы можете увидеть меня в «Буре» в роли Калибана.