Криптококковый менингит вызывается грибком; он поражает головной мозг, но диагностируется пункцией спинного мозга. У больного начинается лихорадка, головные боли и помутнение сознания. Встречалась еще и отдельная болезнь спинного мозга, вызывавшая нарастающую слабость — отказывали ноги, начиналось недержание. Называется она вакуолярная миелопатия, и лекарства от нее нет.
Я наблюдал, как Ларри выносит утку за одним из наших друзей, страдающим этой жуткой миелопатией; я искренне поражался, глядя на Ларри — он превратился в настоящего святого, — и неожиданно осознал, что у меня нет сложностей с произношением слова «миелопатия» или любого другого, связанного со СПИДом. (К примеру, «пневмоцистную пневмонию» я мог выговорить. «Саркому Капоши», с ее жуткими наростами, — без проблем; я мог сказать «криптококковый менингит», как будто он значил для меня не больше, чем обычная простуда. Я без запинки выговаривал «цитомегаловирус» — основную причину слепоты при СПИДе.)
— Надо бы позвонить твоей матери, — сказал я Элейн. — Похоже, у меня прорыв в произношении.
— Это просто потому, что ты дистанцируешься от болезни, Билли, — сказала Элейн. — Ты вроде меня, тоже воображаешь, будто наблюдаешь за ней откуда-то издалека.
— Надо бы позвонить твоей матери, — повторил я, но понял, что Элейн права.
— Давай послушаем, как ты скажешь «член».
— Так нечестно, Элейн, это совсем другое дело.
— Давай, скажи, — сказала Элейн.
Но я знал, как прозвучит это слово. Он был, есть и будет
— Хрен, — сказал я.
Не стал я и звонить миссис Хедли насчет своего прорыва. Я действительно старался отдалиться от болезни — даже когда эпидемия только начиналась. Я уже чувствовал вину за то, что не заболел.
В 1981 году открытка от семьи Аткинсов пришла вовремя. В этот раз никаких запоздавших поздравлений с праздниками, просто обычная открытка «Веселого Рождества», пришедшая, как и положено, в декабре.
— Ой-ёй, — сказала Элейн, когда я показал ей фотографию. — А где Том?
Аткинса на фотографии не было. Имена членов семьи были напечатаны на карточке капителью: Том, Сью, Питер, Эмили и Жак Аткинс. (Жаком звали лабрадора; Аткинс назвал собаку в честь Киттреджа!) Но Том на семейный снимок не попал.
— Может, он чувствовал себя не очень фотогеничным, — сказал я Элейн.
— Цвет лица у него на прошлой фотографии был так себе, помнишь? И он так похудел, — сказала Элейн.
— А еще из-за лыжной шапочки у него не было видно ни волос, ни бровей, — добавил я. (Я отметил, что Том Аткинс так и не прислал отзыв на мой четвертый роман. Однако я сомневался, что он изменил свое мнение относительно «Госпожи Бовари».)
— Черт, Билли, — сказала Элейн. — Это еще что такое?
Сообщение, написанное от руки на обороте рождественской фотографии, было от жены Тома. Оно было не очень содержательным и не особенно рождественским.
«Том говорил о вас. Он хотел бы с вами увидеться. Сью Аткинс».
— Я думаю, он умирает, — сказал я.
— Билли, я поеду с тобой, Тому я всегда нравилась, — сказала она.
Элейн была права — бедный Том всегда восхищался ею (и миссис Хедли), — к тому же, почти как в прежние времена, присутствие Элейн придавало мне храбрости. Если Аткинс умирал от СПИДа, его жена наверняка уже знала все о том лете, что мы с Томом провели в Европе.
Тем вечером я позвонил Сью Аткинс. Оказалось, что Тому устроили хоспис в его доме в Шорт-Хиллс, штат Нью-Джерси. Я понятия не имел, чем занимался Аткинс, но его жена сообщила, что Том был исполнительным директором в страховой компании; он работал в Нью-Йорке, пять дней в неделю, больше десяти лет. Видимо, ему не приходило в голову пригласить меня пообедать вместе, но, к моему удивлению, Сью Аткинс считала, что ее муж виделся со мной; очевидно, бывали вечера, когда Том Аткинс запаздывал домой к ужину.
— Он встречался не со мной, — сказал я миссис Аткинс. Я упомянул, что Элейн тоже хочет повидать Тома — если мы не «напрашиваемся», как я выразился.
Прежде чем я успел объяснить, кто такая Элейн, Сью Аткинс сказала:
— Да, конечно, я много слышала об Элейн.
(Я не стал спрашивать миссис Аткинс, что именно она слышала обо мне.)
Элейн преподает в этом семестре — ей нужно выставить оценки за экзамены, объяснил я по телефону. Мы могли бы приехать в Шорт-Хиллс в субботу; тогда поезд не будет так забит жителями пригорода, подумал я про себя.
— Дети будут дома, но Тома это устраивает, — сказала Сью. — Питер, конечно, знает, кто вы такой. Та поездка в Европу… — Ее голос прервался. — Питер знает, что происходит, и никогда не отвернется от отца, — начала миссис Аткинс заново. — Но Эмили, наша младшая… Я не представляю, сколько на самом деле знает Эмили. Мало что можно поделать с тем, что дети слышат в школе от других детей — особенно если твои дети не говорят тебе, что именно они услышали.
— Сочувствую, вам столько всего пришлось пережить, — сказал я жене Тома.