В одном лице

— Ну, Билл, — Нильс ведь был норвежец… — начал дедушка Гарри; лишь через несколько минут он сообразил, что забыл мне сказать: у Нильса нашли неоперабельную раковую опухоль.

— Понятно.

— Миссис Боркман уйдет следующей, — театрально возвестил дедушка Гарри. Мы вечно шутили насчет ибсеновской женщины, но миссис Боркман действительно застрелилась в тот же день.

— Как Гедда, из пистолета в висок! — с восхищением сказал дедушка Гарри, перезвонив мне спустя недолгое время.

Не сомневаюсь, что потеря Нильса, партнера и старого друга, ускорила угасание дедушки Гарри. И разумеется, перед тем Гарри потерял жену и обеих дочерей. Так что вскоре нам с Ричардом предстояло заняться подготовкой к переселению дедушки Гарри в Заведение, где его «удивительные» приключения в женской одежде спустя короткое время истощат гостеприимство обитателей. И тогда — еще в начале восемьдесят первого года, как мне помнится, — мы с Ричардом перевезем дедушку обратно в дом на Ривер-стрит и наймем ему сиделку. Сиделку звали Эльмирой; она не только сохранила теплые воспоминания о женских ролях Гарри в театре (Эльмира тогда была еще маленькой девочкой), но даже помогала ему выбирать наряды из обширных запасов, оставшихся от бабушки Виктории.

Где-то в начале того же года мистер Хедли бросил миссис Хедли; как выяснилось, он сбежал со свежеиспеченной выпускницей академии Фейворит-Ривер. Девушка только поступила в колледж — не помню, в какой именно. Она бросила учебу, чтобы начать семейную жизнь с мистером Хедли, которому исполнился шестьдесят один год — он был ровесником Марты Хедли. Миссис Хедли, ровесница моей матери, была на умопомрачительные десять лет старше Ричарда Эббота, но, видимо, Элейн не напрасно подозревала, что ее мать всегда любила Ричарда. (Догадки Элейн вообще, как правило, оказывались верными.)

— Какая-то мелодрама, — устало сказала Элейн летом восемьдесят первого года, когда миссис Хедли и Ричард поселились вместе. Марта Хедли, хоть и была старой хиппи, отказалась снова выходить замуж, а Ричарду, уверен, для счастья хватало и одного присутствия невозмутимой миссис Хедли. Зачем бы Ричарду понадобилось жениться во второй раз?

Кроме того, оба понимали, что если они не поженятся, их попросят покинуть Бэнкрофт-холл. Может, на дворе были и восьмидесятые, но Ферст-Систер был маленьким городком в штате Вермонт, и в академии Фейворит-Ривер были свои правила. Неженатая пара, живущая в преподавательской квартире в школьном общежитии, — ну нет, такого здесь потерпеть не могли. И миссис Хедли, и Ричард были по горло сыты мужским общежитием; в этом у нас с Элейн не было сомнений. Очень может быть, что они решили не жениться и жить во грехе именно ради того, чтобы сбежать из общежития!

У миссис Хедли и Ричарда было все лето, чтобы найти жилье в городе или, по крайней мере, рядом с Ферст-Систер — какой-нибудь скромный домик, который был бы по карману двоим школьным преподавателям. Они подыскали дом на Ривер-стрит, буквально через несколько домов от здания, которое некогда было публичной библиотекой Ферст-Систер — а теперь дало приют историческому обществу. Их новый дом за последние годы сменил нескольких владельцев; он нуждался в ремонте, как несколько сбивчиво сообщил мне Ричард по телефону.

Я услышал сомнение в его голосе; если ему нужны были деньги, я с радостью дал бы сколько смог, но было странно, что Ричард не обратился сперва к дедушке Гарри. Дед всегда любил Ричарда и уже благословил его на сожительство с Мартой Хедли.

— Отсюда не больше десяти минут пешком до дома дедушки Гарри, — сказал Ричард по телефону. Было ясно, что он что-то недоговаривает.

— Ричард, в чем дело? — спросил я.

— Это бывший дом Фростов, Билл, — сказал Ричард. Учитывая, сколько этот дом переменил хозяев, мы оба прекрасно понимали, что никаких следов мисс Фрост там остаться не могло. Мисс Фрост исчезла — и мы с Ричардом это знали. И тем не менее «бывший дом Фростов» был проблеском во тьме — во тьме прошлого, подумал я тогда. Я еще не разглядел предвестников будущей тьмы.

Что до второго предупреждения о скором приходе чумы, то я его просто проглядел. К Рождеству 1980 года открытка от семейства Аткинсов не пришла; я не обратил на это внимания. Помню, как, все же получив — с большим запозданием — поздравление с праздниками, я удивился, что Том не приложил отзыв на мой четвертый роман. (Книга еще не вышла, но я отправил Аткинсу копию гранок; я подумал, что такой преданный поклонник моего творчества заслуживает взглянуть на нее одним из первых. В конце концов, никто другой не сравнивал меня с Флобером, да еще и в мою пользу!)

Но к открытке, пришедшей в феврале — да, кажется, уже в феврале — восемьдесят первого года, никаких записок не прилагалось. Я заметил, что дети и собака подросли. Но меня поразило, насколько старше выглядел бедный Том; как будто между двумя Рождествами он постарел на несколько лет.

Фотография, видимо, была сделана во время семейной поездки — все были одеты в лыжные костюмы, а на Аткинсе была лыжная шапочка. Они взяли собаку на лыжный курорт! — восхитился я.