В одном лице

Маме пришлось суфлировать обоим малолетним актерам, которые буквально уничтожили пролог. Но в первой картине — когда миссис Уайнмиллер в третий раз заверещала: «Куда девался мороженщик?» — зал взревел от смеха. В конце пятой картины миссис Уайнмиллер произносит последнюю реплику, издеваясь над своим мужем-подкаблучником. «Сам ты невыносимый крест, пустомеля несчастный…» — прокудахтал дедушка Гарри, и занавес опустился.

Это была лучшая пьеса из всех, что Нильс Боркман ставил на сцене «Актеров Ферст-Систер». Приходится признать, что тетя Мюриэл великолепно сыграла Альму; она так перенервничала, что мисс Фрост вряд ли смогла бы состязаться с подавленностью ее исполнения.

Кроме подсказывания реплик юным актерам в прологе, маме работы не осталось; больше никто не переврал ни строчки. И хорошо, что маме не пришлось больше никому суфлировать, поскольку вскоре после начала мы оба заметили в первом ряду зрительного зала мисс Фрост. (То, что бабушка Виктория обнаружила себя сидящей в одном ряду с мисс Фрост, вероятно, тоже отразилось на ее контуженном виде; мало того, что муж передразнивал ее на сцене, так еще пришлось сидеть через какие-то пару кресел от борца-транссексуала!)

Так вот, хорошо, что маме не пришлось больше суфлировать, иначе при виде мисс Фрост она могла бы случайно просуфлировать бабушке что-нибудь непотребное. Разумеется, мисс Фрост выбрала место в переднем ряду не случайно. Она знала, где обычно сидит суфлер; она знала, что и я всегда сижу рядом с суфлером. Если мы ее видели, значит, и мисс Фрост могла видеть нас. И в самом деле, на протяжении всей пьесы мисс Фрост не обращала внимания на актеров на сцене; она продолжала улыбаться мне, пока мама постепенно приобретала тот же контуженный вид, что и бабушка Виктория.

Как только на сцене появлялась Мюриэл-Альма, мисс Фрост доставала из сумочки пудреницу. Пока Альма изображала подавленность, мисс Фрост разглядывала в маленьком зеркальце свою помаду или слегка припудривала нос и лоб.

Перед занавесом, скрывшись за кулисами с криком «Такси!» — и оставив Мюриэл искать жест, который (без слов) подразумевал бы одновременно «изумление и неотвратимость», — я столкнулся с мамой. Она знала, в какую кулису я ухожу, и успела меня перехватить.

— Билли, не вздумай говорить с этим… существом, — сказала мама.

Я предвидел это столкновение; я много раз репетировал, что скажу матери, но не ожидал, что она даст мне такую идеальную возможность для атаки. Ричард Эббот, игравший Джона, должно быть, отлучился в уборную; он не мог прийти ей на помощь. Мюриэл оставалось еще несколько секунд на сцене — потом последуют громкие, все заглушающие аплодисменты.

— Нет уж, мама… — начал я, но меня перебил дедушка Гарри. Парик миссис Уайнмиллер съехал набок, а огромные фальшивые груди сбились в кучу, но теперь ей не нужно было мороженого. Она больше не была ничьим крестом — не в этой сцене, — и в суфлере дедушка Гарри не нуждался.

— Хватит, Мэри, — велел дедушка Гарри моей матери. — Забудь уже о Фрэнни. Хоть раз в жизни перестань себя жалеть. На тебе наконец-то женился хороший человек, господи ты боже мой! Ну чего ты так злишься?

— Я разговариваю со своим сыном, папуля… — начала мама, но как-то неуверенно.

— Ну так и обращайся с ним как со своим сыном, — сказал дед. — Уважай Билла таким, какой он есть, Мэри. Что ты сделаешь, гены ему поменяешь?

— Это… существо… — снова повторила мама, подразумевая мисс Фрост, но тут со сцены спустилась Мюриэл. В зале гремели аплодисменты; массивная грудь Мюриэл вздымалась. Кто знает, что так подействовало на нее — изумление или неотвратимость?

— Это существо здесь — в зале! — крикнула ей моя мать.

— Я в курсе, Мэри. Думаешь, я его не видела? — ответила Мюриэл.

— Ее, — поправил я тетю.

— Ее! — фыркнула она.

— Не смей называть ее существом, — сказал я маме.

— Мэри, она изо всех сил старалась присматривать за Биллом, — сказал дедушка (миссис Уайнмиллер). — Она правда его оберегала.

— Дамы, дамы! — повторял Нильс Боркман, подталкивая тетю Мюриэл и дедушку Гарри к выходу на финальный поклон. Нильс был тираном, но он позволил мне пропустить поклон, и я это оценил; Нильс понял, что мне предстоит сыграть более важную роль здесь, за кулисами.

— Пожалуйста, Билли, не говори с этой… женщиной, — умоляла мама. Ричард присоединился к нам, готовый выйти на поклон, и мама бросилась к нему в объятия. — Ты видел, кто здесь? Она явилась сюда! Билли хочет с ней поговорить! Я этого не вынесу!

— Дай Биллу с ней поговорить, Золотко, — сказал Ричард.

Аплодисменты всё нарастали. Ричард выбежал на сцену, и буквально через несколько мгновений за кулисами возникла мисс Фрост.

— Киттредж проиграл, — сообщил я. И только-то — а ведь я месяцами думал, что сказать ей при встрече.

— Дважды, — кивнула мисс Фрост. — Херм мне рассказал.

— Я думала, ты в Нью-Хэмпшире, — сказала моя мама. — Нечего тебе тут делать.

— Действительно нечего, Мэри, не надо было тут и рождаться, — ответила мисс Фрост.

Ричард и остальные актеры вернулись со сцены.