В одном лице

— Киттреджу было насрать на утешительный матч, — сказал Херм. — Раз не удалось получить все — ему уже было по херу, третье там или четвертое место.

— Ну а первое поражение? — спросил я.

— Я сто раз говорил Киттреджу, что всегда найдется кто-то лучше него, — сказал старый тренер. — Единственный способ победить того, кто лучше, — быть жестче. Тот парень оказался лучше, а Киттредж не был жестче.

Только и всего. Мы с Аткинсом не впечатлились. Когда я рассказал об этом Ричарду Эбботу, он ответил:

— Это прямо по Шекспиру, Билл; множество важных вещей у Шекспира происходит вне сцены — а зритель только слышит рассказ о них.

— По Шекспиру, — повторил я.

— И все равно я разочарован, — сказал Аткинс, когда я передал ему слова Ричарда.

Если Киттредж и присмирел, то разве что самую малость; я не заметил, чтобы поражения как-то на нем сказались. К тому же это был наш выпускной год, и мы начали получать ответные письма из колледжей и университетов. Сезон борьбы закончился.

Академия Фейворит-Ривер не принадлежала к числу престижных школ Новой Англии, и потому ее выпускники не подавали документы в престижные колледжи и университеты. Большая часть поступила в маленькие колледжи свободных искусств, но Том Аткинс считал, что его место в университете штата; он уже видел, что такое маленький — теперь ему хотелось чего-то побольше. Он с тоской сказал мне, что ищет «такое место, где можно затеряться».

Сам я, в отличие от Аткинса, не особенно стремился затеряться. Меня интересовал факультет английского языка — и возможность продолжить знакомство с теми писателями, которых мне рекомендовала мисс Фрост. Меня интересовал переезд в Нью-Йорк или его окрестности.

«В каком колледже вы учились?» — спросил я когда-то мисс Фрост.

«Я училась в Пенсильвании, ты об этом колледже все равно не слышал», — ответила она. (Идея учиться в колледже, о котором никто не слышал, мне тоже нравилась, но самым важным для меня было попасть в Нью-Йорк.)

Я отправил документы во все колледжи и университеты Нью-Йорка, в какие только мог, — и в те, что были на слуху, и в никому не известные. Заодно я решил поговорить с кем-нибудь на кафедре немецкого. В любом случае, заверили меня, мне помогут, если я захочу учиться в какой-нибудь немецкоговорящей стране.

Я уже чувствовал, что после лета в Европе мое желание оказаться как можно дальше от Ферст-Систер, штат Вермонт, будет только расти. Мне казалось, что самое подходящее для будущего писателя — жить в другой стране, где говорят на чужом языке, и одновременно делать первые серьезные попытки писать на языке родном, — как будто я был первым и единственным, кому это пришло в голову.

Том Аткинс в итоге поступил в Массачусетский университет в Амхерсте; университет был достаточно большой, чтобы Аткинс мог там затеряться — или даже потеряться совсем.

Конечно, моя подача документов в Нью-Хэмпширский университет вызвала дома некоторые подозрения. Прошел слух, будто бы мисс Фрост переезжает в Нью-Хэмпшир. Тетя Мюриэл на это заметила, что хорошо бы мисс Фрост переехала подальше от Вермонта — а я ответил, что и сам надеюсь переехать подальше. (Вероятно, это озадачило Мюриэл: она ведь знала, что я подал документы в университет Нью-Хэмпшира.)

Но той весной никакого подтверждения тому, что мисс Фрост якобы переезжает в Нью-Хэмпшир, не обнаружилось — и никто не уточнял, куда именно она планирует уехать. Правду сказать, я отправил документы в Нью-Хэмпширский университет вне всякой связи с будущим местожительством мисс Фрост. (Я сделал это исключительно ради того, чтобы моя семейка понервничала, — а поступать туда и не собирался.)

Гораздо большей тайной — занимавшей в основном меня и Тома Аткинса — было то, как Киттреджу удалось поступить в Йельский университет. Ну ладно, допустим, наши с Аткинсом результаты академического оценочного теста были такими, что Йель — и любой другой университет Лиги Плюща — был для нас недосягаем. Зато средние отметки даже у меня были получше, чем у Киттреджа, да и как могли в Йеле проглядеть, что Киттредж был вынужден остаться на второй год в выпускном классе? (У Аткинса оценки были неровные, но школу он окончил вовремя.) Мы с Аткинсом знали, что Киттредж получил высокие баллы за академический тест; но в Йель его приняли по другим причинам, это было яснее ясного.

Аткинс заикнулся про борцовскую карьеру Киттреджа, но я догадываюсь, что сказала бы на это мисс Фрост: отнюдь не борьба помогла Киттреджу попасть в Йель. (Как потом оказалось, в колледже он все равно уже не боролся.) Вероятно, баллы за академический тест тоже сыграли свою роль, но в итоге я выснил, что в Йеле учился отец Киттреджа.

— Уж поверь мне, — сказал я Тому, — Киттредж попал в Йель не благодаря немецкому — за это я ручаюсь.

— Билли, почему тебе так важно, где собирается учиться Киттредж? — спросила миссис Хедли. (У меня возникли проблемы со словом «Йель», поэтому она подняла эту тему.)

— Дело не в зависти, — сказал я. — Честное слово, я не хотел бы там учиться — я даже название-то выговорить не могу!