В одном лице

Мерривезер подал Делакорту новый бумажный стаканчик; Делакорт отдал ему старый, заплеванный, и Мерривезер выкинул его в ведро. Киттредж ел апельсин и на пару с Делакортом пялился на мисс Фрост. Я смотрел, как Мерривезер собирает разбросанные грязные полотенца, и пытался представить за этим занятием своего отца, Фрэнни Дина.

— Не могу не отметить, Билл, что для человека, который только что предложил мне вместе провести лето в Европе, ты выглядишь довольно равнодушным, — со слезами в голосе сказал Аткинс.

— Довольно равнодушным, — повторил я. Не напрасно ли я предложил Тому Аткинсу поехать со мной в Европу на все лето? Его жажда внимания уже начинала меня раздражать. Но тут соревнование закончилось; ученики стали спускаться с дорожки в зал по рифленым железным ступенькам. Родители и преподаватели — и другие взрослые, сидевшие на трибуне, — сгрудились вокруг мата, борцы принялись болтать с друзьями и родственниками.

— Билл, ты же не собираешься с ней говорить, правда? Я думал, тебе запрещено? — изнывал Аткинс.

Наверное, я просто хотел проверить, что будет, если я случайно наткнусь на мисс Фрост — и просто возьму и поздороваюсь с ней. (Мы с Элейн обычно топтались возле мата после матчей Киттреджа — боясь и надеясь «случайно наткнуться» на него.)

Мисс Фрост сложно было не заметить в толпе, с ее-то ростом и осанкой, но Том Аткинс у меня за спиной все шептал с упорством напавшей на след гончей:

— Вон она, Билл — вон там. Видишь?

— Вижу, Том.

— Что-то Киттреджа не видно, — нервно заметил Аткинс.

В чувстве момента, которым обладал Киттредж, сомневаться не приходилось; когда я добрался туда, где стояла мисс Фрост (она отнюдь не случайно оказалась в центре стартового круга на мате), Киттредж материализовался рядом со мной в ту же секунду, как я остановился перед ней. Мисс Фрост, наверное, поняла, что я не решаюсь с ней заговорить; Аткинс, до того тараторивший без умолку, тоже онемел от смущения и торжественности момента.

Улыбаясь мисс Фрост, Киттредж — вот уж кто за словом в карман никогда не лез — сказал мне:

— Нимфа, может быть, представишь меня своей подруге?

Мисс Фрост продолжала улыбаться мне; она не смотрела на Киттреджа, когда заговорила с ним.

— Я знаю вас по сцене, мастер Киттредж, — и по этой сцене тоже, — сказала мисс Фрост, указав длинным пальцем на мат. (На ногтях у нее был какой-то новый лак — кажется, этот цвет называется пурпурным, ближе скорее к фиолетовому, чем к красному.) — Но придется Тому Аткинсу нас представить. Нам с Уильямом, — сказала она, ни на секунду не отрывая от меня глаз, — запрещено говорить друг с другом или взаимодействовать как-либо иначе.

— Извините, я не… — начал Киттредж, но договорить не успел.

— Мисс Фрост, это Жак Киттредж! Жак, это мисс Фрост! — выпалил Аткинс. — Мисс Фрост… эээ… прекрасно разбирается в литературе! — сообщил Киттреджу Аткинс; затем бедный Том задумался, как ему представить Киттреджа. Мисс Фрост лишь протянула руку куда-то в сторону Киттреджа; смотрела она по-прежнему на меня, и Киттредж не был уверен, кому из нас она ее протягивает.

— Киттредж — наш лучший борец, — выдал наконец Аткинс, будто мисс Фрост понятия не имела, кто такой Киттредж. — Это будет его третий беспроигрышный сезон — ну то есть если он не проиграет, — смущенно уточнил Аткинс. — Он может поставить новый школьный рекорд — три сезона без поражений! Правильно? — неуверенно спросил он Киттреджа.

— Вообще-то, — сказал Киттредж, улыбаясь мисс Фрост, — сейчас я могу только повторить школьный рекорд. Какой-то парень поставил его в тридцатых, — сказал Киттредж. — Конечно, тогда турниры Новой Англии еще не проводились. Вряд ли борцы тогда участвовали в таком же количестве матчей, как мы сегодня, и кто знает, насколько высокий был уровень…

Мисс Фрост прервала его.

— Не такой уж низкий, — сказала она, обезоруживающе пожав плечами; она безошибочно скопировала движение Киттреджа, и я вдруг понял, как долго (и пристально) она за ним наблюдала.

— А кто был тот парень — ну, который поставил рекорд? — спросил Киттреджа Том Аткинс. По ответу Киттреджа было ясно, что он понятия не имеет, чей рекорд пытается повторить.

— Какой-то Ал Фрост, — пренебрежительно ответил Киттредж. Я ожидал от Аткинса худшего: что он разрыдается, примется безудержно блевать или безостановочно бормотать слово «влагалище». Но Аткинс лишь молчал и дергался.

— Как жизнь, Ал? — спросил мисс Фрост подошедший тренер Хойт; его изуродованная голова доходила ей до ключиц. Мисс Фрост нежно положила ладонь с пурпурными ногтями на загривок старого тренера и притянула его к своей маленькой, но очень заметной груди. (Делакорт потом объяснил мне, что такой захват у борцов называется «воротник».)

— Ты-то как, Херм? — ласково спросила мисс Фрост своего бывшего тренера.

— Помаленьку, Ал, — сказал Херм Хойт. Позабытое полотенце свисало из бокового кармана его мятого спортивного пиджака; галстук сбился набок, а верхняя пуговица рубашки была расстегнута. (С такой бычьей шеей ему никогда не удавалось застегнуть эту пуговицу.)