— Нет, Билли, не я, — сказал дядя Боб. — Это твой папа сам тебе рассказал, только тот парень вовсе не сошел на Централ-Сквер, а остался в вагоне. Билли, твой отец и тот парень были парой. Может, они и сейчас вместе, кто их знает, — сказал он. — Я думал, дедушка тебе уже все рассказал, — добавил он подозрительно.
— Похоже, нужно будет его еще порасспросить, — сказал я.
Заведующий приемом тоскливо уставился в пол кабинета.
— Экскурсия прошла нормально? — спросил он рассеянно. — Как тебе этот мальчик, внушает надежду?
Но, конечно, и сам потенциальный абитуриент, и его родители уже выветрились у меня из памяти.
— Спасибо за все, дядя Боб, — сказал я; он мне правда нравился, и мне было его жаль. — По-моему, ты парень что надо! — крикнул я, выбегая из кабинета.
Я знал, где искать дедушку Гарри; был рабочий день, значит, дед не дома, не под каблуком у бабушки Виктории. У Гарри Маршалла не бывало рождественских каникул. Я знал, что дед где-то на лесопилке или на складе, и вскоре его разыскал.
Я сообщил ему, что нашел своего отца в ежегоднике Фейворит-Ривер; я сказал, что дядя Боб выложил все, что знал о голубом, как незабудка, Фрэнни Дине, изящном мальчике, который примерял одежду моей матери — и даже одежду тети Мюриэл!
Но что там насчет того, будто бы папа меня навестил — в тот раз, когда я болел скарлатиной? И как папа мог рассказать мне ту историю о солдате, которого встретил в гальюне во время зимнего атлантического шторма? Ту, где транспортные корабли вышли в открытое море на пути из Хэмптон-Роудс, Вирджиния, в Италию, а мой отец свел знакомство с гальюнным эквилибристом, читавшим «Госпожу Бовари».
— Кто, черт возьми, был этот парень? — спросил я дедушку Гарри.
— Тот самый «кое-кто», с кем целовался Фрэнни, когда их увидела твоя мама, — сказал дед. — У тебя была скарлатина, Билл. Твой папа узнал, что ты болен, и захотел тебя навестить. Зная Фрэнни, могу предположить, что он хотел заодно взглянуть на Ричарда Эббота, — сказал дедушка Гарри. — По-моему, Фрэнни просто хотел убедиться, что ты в надежных руках. Фрэнни не был плохим парнем, Билл, — он просто был… не вполне парнем!
— И вы все молчали, — выдавил я.
— Ну как тебе сказать, Билл, не думаю, чтобы кто-то из нас этим гордился! — воскликнул дедушка Гарри. — Так уж оно вышло. Твоей маме эта история причинила немало огорчений. Бедняжка Мэри так и не поняла, в чем штука с этим переодеванием — по-моему, она считала, что Фрэнни рано или поздно перерастет эту привычку.
— Ну а тот, с «Госпожой Бовари»? — спросил я.
— Ну как тебе сказать, Билл… С кем только нас не сводит жизнь, — сказал дедушка Гарри. — По большей части это просто случайные прохожие, но однажды ты встречаешь любовь всей жизни, и, знаешь ли, это совсем другое дело.
Мне оставалось увидеться с мисс Фрост всего только два раза. Где мне было знать, какой след может оставить встреча с «любовью всей жизни», — мне только предстояло это узнать.
Глава 10. Всего один прием
В предпоследний раз я увидел мисс Фрост в январе 1961 года, на борцовском состязании в академии Фейворит-Ривер. Это был первый домашний матч сезона; мы пошли на него вместе с Томом Аткинсом. Зал для борьбы — некогда единственный спортзал в академии — располагался в старом кирпичном здании и соединялся с новым, более современным и просторным спортзалом посредством крытого, но не отапливаемого бетонного коридора.
Старый спортзал по периметру огибала нависающая беговая дорожка; на поворотах она была слегка скошена внутрь. Зрители рассаживались на краю дорожки, облокачиваясь на железные перила. В ту субботу мы с Томом Аткинсом тоже устроились на ней и смотрели вниз, на борцов.
Мат, судейский стол и две скамьи для команд занимали большую часть зала. У стены стояла секция трибун, не больше чем в дюжину рядов. Среди учеников скамейки на трибуне считались «пенсионерскими». Там сидели преподаватели и родители. Кое-кто из горожан тоже приходил посмотреть на состязания и занимал места на трибуне. В тот день, когда мы с Элейн наблюдали за миссис Киттредж, она тоже сидела там — а мы с Элейн разглядывали ее с высоты беговой дорожки.
Я как раз вспоминал миссис Киттредж, когда мы с Томом заметили мисс Фрост. Она сидела на трибуне в первом ряду, у самого мата. (Миссис Киттредж в тот единственный раз села на самом верху, словно подчеркивая свое безразличие к возне пыхтящих и гримасничающих борцов.)
— Билл, смотри, кто пришел — вон там, в первом ряду. Видишь? — спросил Аткинс.
— Вижу, Том, вижу, — сказал я.
Мне тут же пришло в голову: а вдруг мисс Фрост и раньше посещала школьные состязания? Но если она была частой гостьей на домашних матчах, как могло получиться, что мы с Элейн ее не замечали? Мало того, что мисс Фрост была высокая и широкоплечая; дело было не только в габаритах. Если она всегда садилась в первом ряду, возможно ли вообще было ее не заметить?