В одном лице

Сидя возле мата и наблюдая, как разминаются борцы, мисс Фрост, казалось, чувствовала себя как рыба в воде. Вряд ли она видела нас с Аткинсом: она ни разу не посмотрела вверх, на дорожку — даже во время разминки. А когда началось состязание, все взгляды, понятное дело, были прикованы к мату и борцам на нем.

Поскольку Делакорт боролся в легком весе, он выходил на мат одним из первых. И как Делакорт играл шута, «медленно умирая» на сцене, так он и боролся; наблюдать за ним было сущим мучением. Делакорт умудрялся превратить весь матч в аллегорию медленной смерти. Постоянное голодание давало о себе знать. Казалось, он совершенно изможден — сплошь обвисшая кожа да торчащие кости. Делакорт выглядел так, словно умирает от истощения.

Он был заметно выше большинства своих противников; в первом раунде он зачастую побеждал по очкам и сохранял преимущество после второго — и вот тогда начинал уставать. В третьем раунде для Делакорта наступал момент расплаты за поддержание легкого веса.

Каждый матч Делакорта завершался тем, что он отчаянно пытался сохранить ежесекундно убывающее преимущество. Он тянул время, он сбегал с мата; он едва не падал под тяжестью противника. Голова Делакорта повисала, язык высовывался из уголка приоткрытого рта. Если верить Киттреджу, бензин у Делакорта стабильно кончался в третьем раунде; матч для него всегда длился на пару минут дольше, чем нужно.

— Держись, Делакорт! — неизменно кричал кто-нибудь из зрителей; вскоре все мы подхватывали:

— Дер-жись! Дер-жись! Дер-жись!

В эти моменты мы с Элейн переключали внимание на тренера борцовской команды — сурового старикана с кривым носом и ушами, напоминавшими цветную капусту. Почти все звали тренера Хойта по имени — Херм.

Когда в третьем раунде Делакорт начинал помирать, Херм Хойт брал полотенце из стопки на скамье команды, ближайшей к судейскому столу. Тренер Хойт всегда садился рядом с полотенцами, как можно ближе к судьям.

Пока Делакорт старался продержаться еще немного, Херм разворачивал полотенце; он был кривоногий, как многие старые борцы, и когда вставал со скамьи, казалось (какую-то долю секунды), что он вот-вот прыгнет на Делакорта и придушит его полотенцем; но вместо этого он натягивал полотенце себе на голову. Тренер Хойт заворачивался в полотенце, будто в капюшон; из-под полотенца он следил за последними истекающими секундами, поглядывая на часы и на судью (который в эти убывающие секунды третьего раунда обычно сначала выносил Делакорту предупреждение, а затем штрафовал за уклонение от схватки).

Зрелище медленного умирания Делакорта было для меня невыносимо, так что я смотрел на Херма Хойта, который тоже по-своему умирал под полотенцем — одновременно от ярости и сострадания. Тому Аткинсу я тоже посоветовал смотреть лучше на старого тренера, чем на долгую агонию Делакорта, поскольку Херм Хойт раньше всех прочих (включая самого Делакорта) понимал, продержится ли Делакорт и победит или все-таки наконец умрет и проиграет.

В ту субботу, пережив очередной околосмертный опыт, Делакорт продержался и победил. Он сошел с мата и рухнул на руки Херму Хойту. Старый тренер сделал то же, что делал всегда — независимо от того, побеждал Делакорт или проигрывал. Он накрыл голову Делакорта полотенцем, и тот, шатаясь, проковылял к скамье своей команды, где и остался сидеть, всхлипывая и хватая ртом воздух.

— В кои-то веки Делакорт не полощет и не сплевывает, — ехидно заметил Аткинс, но я в это время смотрел на мисс Фрост, и вдруг она тоже взглянула на меня и улыбнулась.

Ее улыбка была непринужденной, без следа смущения, и вдобавок она помахала мне, легонько пошевелив пальцами руки. Я тут же понял: мисс Фрост видела меня с самого начала, она пришла, зная, что я тоже приду.

Я был так ошеломлен ее улыбкой и приветствием, что боялся лишиться чувств; я представил, как проскальзываю под перилами и падаю с дорожки в зал. Скорее всего, жизни такое падение не угрожало: дорожка была не так уж высоко. Но было бы позорно шлепнуться на мат или приземлиться на голову кому-нибудь из борцов.

— Том, что-то мне нехорошо, — сказал я Аткинсу. — Голова немного кружится.

— Я тебя держу, Билл, — сказал Аткинс и обнял меня. — Просто пару минут не смотри вниз.

Я по-прежнему смотрел в дальний конец зала, где стояла трибуна, но мисс Фрост снова переключила внимание на борьбу; уже начался следующий матч, а Делакорт под полотенцем все еще исходил всхлипами и вздохами.

Тренер вернулся на скамью и снова сел рядом со стопкой чистых полотенец. Я заметил Киттреджа; он уже разминался позади скамьи, покачиваясь на пятках и поворачивая голову из стороны в сторону. Киттредж разогревал шею, но при этом не сводил взгляда с мисс Фрост.

— Все в порядке, Том, — сказал я, но его рука оставалась у меня на плечах еще несколько секунд; я успел досчитать до пяти, прежде чем Аткинс убрал руку.