В одном лице

— Мой отец учился в Фейворит-Ривер? — спросил я Джерри. Я знал, что в пятнадцать лет Уильям Фрэнсис Дин был «парнем из Гарварда», но мне никто не говорил, что до того он учился в академии.

— Так он, наверное, познакомился с мамой здесь, в Ферст-Систер! — сказал я.

— Ну и что, блядь, с того?! — повторила Джерри. — Какая разница, где они встретились?

Но моя мама была старше отца; это означало, что, когда они встретились, Уильям Фрэнсис Дин был еще моложе, чем я думал. Если он закончил Фейворит-Ривер в 1940 году — и ему было пятнадцать, когда он начал учиться в Гарварде осенью того же года, — то ему могло быть всего двенадцать или тринадцать, когда они встретились. Может, он не достиг даже полового созревания.

— Ну и что, блядь, с того?! — снова сказала Джерри. Очевидно, она не изучила ежегодник во всех подробностях и не заглянула в более ранние выпуски (за тридцать седьмой, тридцать восьмой и тридцать девятый), где могли найтись фотографии Уильяма Фрэнсиса Дина в возрасте всего двенадцати, тринадцати и четырнадцати лет. Как же я мог его проглядеть? Если в сороковом году он был в выпускном классе, значит, он поступил в академию осенью тридцать шестого — когда ему было всего одиннадцать!

Что, если мама знала его, когда он был одиннадцатилетним мальчишкой? Их «история любви» могла кардинально отличаться от той, что я себе воображал.

— Ты заметила в нем что-нибудь женолюбивое? — спросил я Джерри, пока мы с Элейн торопливо перелистывали страницы с портретами выпускников.

— Кто сказал, что он женолюбивый? — спросила Джерри в ответ.

— Я думал, это ты и сказала, — ответил я. — Или это я от твоей мамы что-то такое услышал.

 — Не припомню слова «женолюбивый», — сказала Джерри. — Я слышала только, что он был типа женоподобный.

— Женоподобный, — повторил я.

— Господи, Билли, эта твоя привычка повторять… Пора уже с ней завязывать, — сказала Элейн.

— Не был он женоподобным! — возмущенно сказал я. — Он был женолюбивым — мама его застукала, когда он с кем-то целовался!

— Ага, наверное, с каким-то парнем, — сказала кузина Джерри. — По крайней мере, я так слышала, и как по мне, он точно похож на голубка.

— На голубка! — воскликнул я.

— Мой папа говорил, что по твоему отцу за километр было видно, что он гей.

— За километр, — повторил я.

— Господи боже, Билли, хватит, прошу тебя! — сказала Элейн.

А вот и он: Уильям Фрэнсис Дин, самый хорошенький из всех мальчишек, что я видел; он сошел бы за девочку, и с куда меньшими усилиями, чем вложила в свое преображение мисс Фрост. Стало ясно, почему я пропустил его в предыдущих выпусках. Уильям Фрэнсис Дин был похож на меня; его черты были мне так знакомы, что я, видимо, толком его и не заметил. Выбор колледжа или университета: «Гарвард». Предполагаемая специальность: «артист эстрады».

— Артист эстрады, — повторил я. (Мы с Элейн еще не успели посмотреть другие фотографии; пока мы видели только фото крупным планом.)

Прозвище Уильяма Фрэнсиса Дина было «Фрэнни».

— Фрэнни, — повторил я.

— Слушай, Билли, я думала, ты знаешь, — сказала Джерри. — Папа всегда говорил, что это двойной удар.

— Что?! — спросил я.

— Ну что из тебя точно получится гей, — объяснила Джерри. — С материнской стороны у тебя гены дедушки Гарри, а с отцовской — да ты глянь на него! — сказала она, указывая на фотографию красавчика из выпуска 1940-го года. — С отцовской стороны твоего сраного генофонда у тебя Фрэнни Дин, голубой, как яйцо дрозда! Вот это, блядь, двойной удар. Неудивительно, что дедушка души не чаял в этом парне.

— Голубой, как яйцо дрозда, — повторил я.

Я начал читать краткую биографию Уильяма Фрэнсиса Дина. «Клуб драмы (четвертый курс)». Я почти не сомневался, что Фрэнни играл исключительно женские роли — и мне не терпелось увидеть эти фотографии. «Борцовская команда, менеджер (четвертый курс)». Разумеется, борцом он не был — просто менеджером, который следит, чтобы у борцов хватало воды и апельсинов и всегда было поблизости ведерко, чтобы сплевывать, да еще подает и собирает полотенца.

— С генетической точки зрения, Билли, это просто подстава, — говорила тем временем Джерри. — Мой папа, конечно, небольшого ума человек, но тебе сдали не те карты, это уж точно.

— Господи, Джерри, хватит уже, — сказала Элейн. — Будь добра, просто оставь нас.

— Дураку ясно, что вы тут обжимались, Элейн, — сказала Джерри. — У тебя такие маленькие сиськи — одна из них выпала из лифчика, а ты и не заметила.

— Я обожаю грудь Элейн, — сказал я своей кузине. — А ты иди на хер, Джерри. Почему ты ничего мне не рассказала?

— Да я думала, ты знаешь, придурок! — закричала Джерри. — Черт, да как ты мог не знать? Это же очевидно, мать твою! Как можно быть таким педиком и ничего не знать?!

— Ну и свинья же ты, Джерри! — заорала Элейн, но Джерри уже исчезла. Дверь в коридор она оставила нараспашку. Нас с Элейн это не смутило; мы и сами вскоре ушли. Нужно было успеть в библиотеку академии до закрытия; мы собирались отыскать все фотографии Уильяма Фрэнсиса Дина в тех выпусках, где я их проглядел.