В начале всех миров

Осень вокзал укутывает в дожди,
Гладит любовно северными ветрами.
Я обещаю – вернусь к тебе. Только жди.
И на пути, между болью, людьми, зонтами,

Будто живые движутся поезда:
Фыркают, ропщут и всхрапывают ретиво.
Я обещаю – тебя не найдет беда.
Только тепло одевайся и будь счастливой.

И по ночам не ходи в магазин одна.
Пой, веселись, отвечай на чужие письма.
Я обещаю – вернусь к тебе. Навсегда.
Будь в моей памяти, будь. Просто будь и снись мне.

Ночью приходит тенью нежная Эвридика…

Ночью приходит тенью нежная Эвридика.
Шепчет ему на ухо: там, за границей тьмы
Душат чужие мысли, держат чужие руки,
Мелко дрожат от крика стены моей тюрьмы.

Ночью его ладони иглами гладит стужа,
Голос – такой знакомый! – колет клинком ребро.
Перебирая числа там, за границей комы,
Стягивая все туже раненое нутро.

Следом за ней сатиры, гарпии и химеры,
Змеи свивают гнезда возле его лица.
Если бы мог пробиться через «нельзя» и «поздно»,
Не обернуться первым, выдержать до конца!

Ночью она приходит тенью в его покои,
Мягко целует впалость бледных усталых глаз.
Шепчет сквозь рокот Стикса: – Что от тебя осталось?
…Он каждый вечер воет волком: – Не спас. Не спас.

«…и тогда ты бормочешь в тягучем своем бреду…»

…и тогда ты бормочешь в тягучем своем бреду,
будто я на тебя насылала печаль-беду.
Я с целебной травой прихожу с потаенных троп.
Я целую висок, промокаю горячий лоб.

Ты клянешь меня, гонишь, велишь полыхать в огне,
Все мучения ада ты обещаешь мне.
Я считаю ночами твой каждый чуть слышный вдох.
Я не верю в твой рай и в твой ад. Бесконечный Бог

Для меня застывает холодным рисунком скул,
Отражаясь в жестоком изгибе привычных губ.
Ты твердишь, что я Мара, Геката и Вельзевул,
Потому ты со мной беспощадно бесстрастно груб.

Я баюкаю беды. Я все заберу себе,
Разольюсь теплотой по холодному февралю.
Ты меня проклинаешь. Ты мне обещаешь смерть.
Я люблю тебя. Господи, как я тебя люблю!

«Кто-то умел от рождения быть крылатым…»

Кто-то умел от рождения быть крылатым:
Перья росли через кожу, одежду, латы,
Небо затмив, разверзалась упруго сила,
Звезды манили, мол, где же тебя носило?

Ты же – прозрачный кокон. Ни то, ни это.
Не надломиться, не встать, не увидеть света.
Вечно беспомощный, еле живой придаток
Боли, взрезающей гребни твоих лопаток.

Кто-то умел. Кто-то верил и рвался в битву…
Ты – только горечью травишь одну молитву.

Что тебе толку от крыльев, когда не можешь
Вылупиться из своей человечьей кожи?

Мойра