В начале всех миров

Сказочник, щурясь, выдохнул едкий дым
И написал: мол, «однажды, давным-давно».
Право, ну сколько можно? Давным, давным…
Будто вы все со временем заодно.

Дай угадаю – дальше «жила-была»?
Это клише, мой милый, давно избито.
Может, хоть раз принц свалится из седла
И на принцессе не женится храбрый рыцарь?

Что ты окрысился? Мне твоя руготня…
Я же бездарность. Не мне поучать великих.
Но, раз история пишется про меня,
Может, позволишь прибрать за собой улики?

Да я не спорю! Жила. Хорошо жила!
Нет же, не в башне и не за семью замками.
Прясть из соломы? Да в жизни я не пряла!
Золото? Милый, ты передышал духами!

Ладно же, ладно! Пиши, как хотел, пиши!
Вот до абсурда попался мужик упрямый.
Только исправь: мой отец не считал гроши,
Не приводил во дворец, сговорившись с мамой.

Брысь с табуретки! Тебе говорю, тебе!
Чуть что не так – или топится, иль в петлю.
Да, Румпельштильцхена я не звала в нужде,
Не становилась супругою королю.

Брось сигарету. Уже тяжело дышать.
Мне от твоих мучений, ей Богу, тошно!
Коли решишься истину рассказать,
То подойди и спроси меня, мой хороший.

И я отвечу: жила. Хорошо жила.
Пела, плясала, носила цветные юбки.
Шила наряды из купленного сукна
И продавала табак, мундштуки и трубки.

Так бы и длилась спокойная эта жизнь,
Если б один обалдуй не пришел к прилавку,
Не хорохорился, не козырял тузы,
Не перенюхал последнюю всю поставку.

Был неуклюж, перепуган, нелеп, смешон,
Ты никого не узнал в этом силуэте?
Если смущался – прятался в капюшон,
Но продолжал обещать все-все-все на свете.

Знаешь, я верила сладким его речам.
Всем своим сердцем быть с ним навсегда желала.
Но что мне делать теперь, ты подумай сам,
Раз такой сказки тебе, мой хороший, мало?

«Месяц щурит глаза, улыбается невредим…»

Если женщину изнасилуют, а она не будет кричать

достаточно громко, то ее нужно убить.

Библия. Второзаконие 22:23–24. (одно из толкований)