В начале всех миров

На Fokkere прощаюсь я с Землей.
Мотор стучит, пропеллер слился в диск,
Шарф рвется от винта, впиваясь в горло,
Навстречу мне бежит осенний лес.
Руль плавно на себя, рывок, – трава внизу,
Деревья ветками хватают за шасси, но поздно.
Триплан стремится в вату облаков,
Врезается в нее, ни зги не видно.
Туман, очки потеют, мокрый воздух, —
Исчез весь мир, и вдруг он под крылом.
Вернее, мир другой, на землю не похожий.
Я выключил мотор и тишина пришла.
Земля под плотным саваном укрыта,
Над головой ущербная Луна да звезды. Вдалеке
Клин перелетных птиц. Все чисто, голо,
В груди восторг и радость, мыслей нет,
И кажется, что счастье где-то рядом…
Как долго это длилось? Помню только,
Я выполнял полетное заданье.
Созвездия указывали путь,
И самолет крутился в виражах, дрожал,
Срываясь вниз в невидимые ямы.
Движок то включен был, то отключен.
Чихал, ревел, когда с машиной
Мы стремились к звездам.
Или урчал, как сытый, толстый кот,
Без перегрузок на горизонтали.
Когда с востока желтый свет пробился,
Сменился красным, осветив полнеба,
Я понял, что нам надо возвращаться.
Как фильм наоборот мелькнул туман,
Макушки сосен, полоса посадки,
Толчок, пробежка по земле,
Все медленней и тише…
И тут напал кошмар; откуда ни возьмись
Полезли в голову счета, долги, вагины,
Бухгалтеры, шоферы, балерины,
Глаза судьи всегда с немым укором,
Оркестр из трубочистов с дирижером,
Жандармы с ружьями, бегущие куда-то,
Дом с колоннадой, убранный богато,
Бордель, исподнее играет на ветру,
Холодный дождь со снегом поутру.
Официанты, булочники, дети,
Мешают нам невидимые сети.
В ангаре-клетке заперли синицу,
В который раз я упустил жар-птицу.
Нельзя внизу рассчитывать на милость,
На небесах любовь и справедливость.