В начале всех миров

Сон приходит к Мари под утро, обнимает ее, лелеет,
На холодной земле Парижа обволакивает теплом.
В храме скоро начнется служба – неба край чуть заметно тлеет.
Спит Мари у резных ступеней, и ей снится далекий дом.
Спит Мари, и ей снятся горы. Снится старенькая кибитка,
Лошадь в яблоках, звуки песен, вечера у больших костров.
Солнце крыс загоняет в норы. Сена ловит лучи и гибко,
Извиваясь, бросает блики на копну смоляных вихров.
Сон заботлив, как брат, и молод. Укрывая волной покоя,
Смотрит ласково на ресницы и припухлость дрожащих век.
Отгоняет настырный голод, предлагает вино, жаркое…
Спит Мари. Ей, конечно, снится тот – единственный! – человек,
Что накормит, поймет, отмоет. Защитит от пустых скитаний.
Встретив нищенкой, замарашкой, не скривит в отвращеньи рот.
– По кому-то собака воет. – Город полон таких роптаний.
Перед дремлющей побирашкой к храму двигается народ.
Спит Мари у резных ступеней. И ей снятся отец и мама.
Снится табор, луга и травы, и привал на большой реке.
Но ее укрывают тени – силуэт одного жандарма.

Спит Мари. И не видит камень, припасенный в его руке.

Приворот

Я знаю: имя мое цепное
Тебе однажды вгрызется в глотку,
Утробным ревом своих созвучий
Из сердца вырвав огромный клок.

Я приношенье творю ночное,
Для диких духов готовлю откуп —
Судьбы, жестокой и неминучей,
Хочу приблизить заветный срок.

Я знаю: руки мои – изломы
Тебя опутают, как удавка,
Тяжелым грузом придавят плечи,
Отнимут самый последний крик.

Я пробираюсь в твои хоромы,
Крадусь сквозь сырость и тьму, как навка.
Твоей погибели злой предтечей
Послужат рута и базилик.

Я знаю: цвет моих губ кровавый
Тебя наполнит огнем до края,
Опалит душу, сломает волю
И бросит куклой к моим ногам.

Я с заговором поджигаю травы,
Я отнимаю тебя у рая,
Тебе сплетая иную долю
И обращая к моим Богам.

В рассветном солнце сияет терем,
Оскалив окон своих провалы.
Я ожидаю тебя и нервно
Считаю ворох шальных минут.

Ты быстрым шагом проходишь в двери,
Покорней пса или приживалы,
Я заклинаю: – Служи мне верно.
И навсегда оставайся тут.

«Сказочник, щурясь, выдохнул едкий дым…»