В грозный час

Для татар такое было необычно, но и московиты на этот раз действовали иначе. Едва ордынцы приблизились, урусы открыли огонь из затынных пищалей, и их лёгкие ядра стали сбивать всадников с сёдел. Одно такое ядро даже подняло столб пыли под копытами коня Магмет-Гирея, и калга было решил, что другой стрельбы не будет, но тут грохнул слитный залп из мушкетов.

Однако огненный бой не остановил татар. Наоборот, всадники порскнули в разные стороны, и прятавшиеся за ними азапы с победными криками бросились по двум пологим участкам склона к стене град-обоза.

Порыв ополченцев был так силён, что, казалось, ничто их удержать не сможет, но московиты только теперь начали густую пальбу из пищалей, а когда наиболее ретивые аскеры пытались лезть через стену, их сбивали копьями. В то же время вылетавшие на склон всадники сыпали тучи стрел на московитов, но есть ли от этого какой-то толк, пока стены целы, узнать было нельзя. Видевший всё это Магмет-Гирей посылал на подмогу отряд за отрядом, сумятица боя становилась сильнее, но тут ударили тюфенги московитов, дрогнувшие азапы в панике побежали, и стало ясно: приступ отбит.

От досады и бессильной ярости Магмет-Гирей кусал себе губы, а когда мимо него на полном скаку промчался Али-Гирей, калга, решив, что брат убегает, зло посмотрел ему вслед. Однако Али-Гирей бежать вовсе не думал. Он прискакал к Девлет-Гирею, издали наблюдавшему за ходом боя, и, осадив коня, сообщил:

– Я сам был у стены град-обоза. Московиты кричат друг другу, что царь Иван на подходе!

Девлет-Гирей вздрогнул и, едва сдержав себя, кинул через плечо:

– Чорбаджи[104] ко мне!

Начальник янычар явился незамедлительно, и хан, поняв, что тот всё видел, коротко приказал:

– Град-обоз надо взять!

Янычары до сих пор не вступали в схватку, но теперь время пришло, и турок приложил ладонь к груди:

– Великий хан, твои воины хороши, но они привыкли биться в чистом поле, – чорбаджи всем своим видом выражал смирение и покорность, но хан понимал: этот турок – всего лишь «раб султана»[105].

Девлет-Гирей посмотрел на чеканную поясную пластину чорбаджи, скользнул взглядом по золочёным, идущим от плеч отворотам халата, и прикрыл глаза:

– Продолжай, я слушаю…

– В чистом поле, великий хан, твои воины бьют из луков поверх голов пеших аскеров, но всадники не умеют брать стены, – пояснил чорбаджи.

Девлет-Гирей понял, куда клонит турок, и возразил:

– Но ведь твои янычары пешие.

– Так, великий хан, – чорбаджи отвесил полупоклон. – Мои эшкинджи[106] знают своё дело, но град-обоз надо брать со всех сторон, а одних азапов мало.

Девлет-Гирею стало ясно, турок прав, и он коротко бросил:

– У тебя будут аскеры, я прикажу всем спешиться.

Решив так, хан отправлял все свои силы на взятие град-обоза и втайне первый раз пожалел, что, побоявшись задержек на пути к Москве, оставил свои тюфенги за Окой… А пока Девлет-Гирей думал, где и как начнут бой янычары, ордынцы отошли от холма на пищальный выстрел, после чего засевшим в гуляй-городе московитам стало ясно, что хан не отступится, а это пока лишь передышка. Похоже, татары что-то выжидают и вскоре они снова пойдут на приступ.

Догадываясь, что Девлет-Гирей вышлет подмогу, Хворостинин, настороженно смотревший через бойницу на усеянный мёртвыми телами склон, заметив турок, повернулся к стоявшему рядом и тоже неотрывно следившему за отхлынувшими татарами Воротынскому:

– Князь, янычары…

Большой воевода и сам видел, что в первых рядах татар забелели юскуфы[107] турок, а их байрактар[108], выскочив перед строем, широко взмахнул красным полотнищем с отчётливо различимым на нём белым полумесяцем.

– Да, пора, – громко сказал Воротынский и велел подавать коня.

Затем стрельцы спехом отворили ворота гуляй-города, и вся поместная конница во главе с большим воеводой поскакала к распадку, который давеча высмотрел Хворостинин, для того чтобы, кроясь там, суметь незаметно обойти ханское войско. Дворяне быстро скрылись среди неровностей, окружавших холм, и едва остававшиеся в гуляй-городе стрельцы затворили ворота, как татарское войско пришло в движение. Уходя с намерением внезапно ударить по татарве сзади, Воротынский велел Хворостинину до поры обороняться и теперь, когда под началом князя были лишь казаки, стрельцы да рейтары, воевода сильно опасался, сумеет ли он удержаться в гуляй-городе достаточно долго.

Глядя на приближающихся янычар, Хворостинин заметил, что пеших татар тоже стало гораздо больше, и значит, новый приступ будет ещё сильнее. Вдобавок шедшие в первых рядах аркебузиры-тюфенгчи открыли частую пальбу, а уже потом они, увлекая за собой пеших татар, бегом бросились к холму. Встречный залп не остановил их, к тому же на перезарядку пищалей требовалось какое-то время, отчего стрельба московитов то усиливалась, то затихала, и ободрённые этим янычары с криками: «Алла!.. Алла!..» – густо лезли по склону к ощетинившейся огненным боем стене гуляй-города.