В грозный час

Тем временем погнавшиеся было за татарами казаки стали возвращаться, и при этом кто волок на аркане пленного ордынца, а кто вёл в поводу пойманную в степи бесхозную лошадь. Глядя на них, Черкашенин сказал задержавшемуся возле него воеводе:

– Будь надёжен, князь, татарву, что ещё уходить будет, всю порубим.

Воевода покосился на Черкашенина, а затем, сердито фыркнув, уточнил:

– На Серпуховской дороге князь Воротынский и сам управится, а нас с тобой, атаман, послали, чтоб хана перехватить, да, видать, не вышло, – и воевода, зло сощурившись, стал смотреть в степь, будто хотел увидеть, куда побежал ускользнувший от него Девлет-Гирей.

Черкашенин догадался, о чём сейчас думал воевода, и начал вроде как рассуждать вслух:

– Казачок-то мой говорит, что ордынский стан раньше снялся, так, может оттого, что хан мимо пробёг…

Скорее всего, предположение атамана было верным, и воевода, поняв, что изменить что-то уже не в его власти, высказал вслух явно обуревавшие его мысли:

– Жаль, что хана перехватить не вышло. Однако, полагаю, войско его мы в пух и прах расколошматили, и ежели Девлет-Гирей до своего Крыма доберётся, то ту дорогу, каковой по ясырь ходил, забудет…

Словно подтверждая слова воеводы, атаман молча кивнул, и они оба, сопровождаемые Чуевым, поехали вдоль берега, на котором сейчас собиралось перешедшее реку войско.

И никто в тот день не мог знать, что позже летописец напишет про их дела, будто Девлет-Гирей возвратился в Крым неведомыми путями и не было больше при нём ханского войска. Правда то или нет, сказать трудно, но после того целых десять лет ордынцы не осмеливались идти набегом в московские земли…