Помню, после артиллерийского налета фашистов первого апреля Михаил Михайлович приказал разведчикам к утру третьего дня доставить «языка» в офицерском звании. И вот срок подошел, а «языка» нет. Обычную невозмутимость начальника штаба словно рукой сняло.
— Вы что, штатные должности занимаете или работаете? Потрудитесь разъяснить: почему разучились боевые приказы выполнять?
Эти слова относились к стоявшим перед ним навытяжку исполняющему обязанности начальника разведки штаба бригады лейтенанту Ананьеву и командиру роты разведчиков младшему политруку Гусу.
Худое, пепельного цвета лицо Михаила Михайловича порозовело. В его небольших, глубоко посаженных глазах появился недобрый, металлический блеск. Нижняя губа медленно ползла на верхнюю и касалась усов. Две глубокие морщинки у носа как-то странно изгибались и еще резче выделялись на его лице.
— Двух хороших разведчиков потеряли, а «языка» не взяли! Куда это годится? Я вас не узнаю! — Он хотел еще что-то сказать, но махнул рукой и повернулся ко мне: — И почему бы, вы думали, неудача? Недаром говорят в народе: подвиг и проступок живут всегда вместе. Успокоенность-матушка обоих к этому привела! Других причин нет. Зазнаться успели, вот в чем дело.
— Захвалили, стало быть, — вставил я.
— Это точно. Захвалили, — согласился Михаил Михайлович. — Им теперь, видите, и море стало по колено. Времени для подготовки вылазки было вполне достаточно. — Начальник штаба вплотную приблизился к Ананьеву и Гусу и, понизив голос, продолжил: — Вы его использовали? И тот и другой, видите ли, понадеялись на сметку разведчиков, на их ловкость и обычное везение.
Майор немного помолчал, о чем-то подумал и, обратившись к плотному, краснощекому Гусу, спросил:
— В таком случае, почему сам не пошел выполнять приказ?
— Пошел бы, товарищ майор, — взмолился Гус. — И «языка» приволок бы как пить дать! Рассветать стало...
— Хорош, нечего сказать! А мне сейчас краснеть за вас приходится. Сколько раз я вашу милость, товарищ Гус, хвалил! Христом-богом просил навсегда отпустить вас с политической на строевую работу. А вы чем платите? Никак не ожидал!
— Это совсем непредвиденное дело, товарищ начальник штаба. Досадная случайность... — попытался сгладить неудачу вконец обескураженный Гус. Дисциплинированный, всегда во всем аккуратный и предусмотрительный, с прямым, независимым характером, командир роты разведки чувствовал себя крайне неловко. Он и краснел, и бледнел, и готов был в эти минуты провалиться сквозь землю, только бы не оставаться дальше в таком неприглядном положении.
Майор молча отошел в угол блиндажа и подытожил разговор:
— К утру чтобы «язык» был, и обязательно в офицерском звании. Если не уверены в успехе, тогда вы, Гус, лично возглавьте группу. Если и у вас не получится, начальник разведки пусть сам идет.
— «Язык» будет, товарищ майор! За это я головой ручаюсь, — уже на ходу ответил Гус. И сказал он это так уверенно, что сомневаться не приходилось.
— Сам пойдет, — глядя ему вслед, сказал, улыбаясь, начальник штаба, — и без «языка» не вернется!
Михаил Михайлович оказался прав. Никому не доверил Гус этого поручения...
2. В штабе врага
«Шею мне намылили справедливо, ничего не скажешь! — размышлял взвинченный проработкой Гус. И вдруг улыбнулся, вспомнив слова начальника штаба, сказанные напоследок: «Повторяю, «языка» в офицерском звании. Да не притащите какого-нибудь интенданта зажиревшего!» — Задачка! Сам выполню. Никому поручать не буду. Кого взять с собой? — продолжал рассуждать Гус, возвращаясь в роту. — Возьму-ка я двух помкомвзводов и «дочь роты». Ведь допрашивать придется еще там, на территории врага. Нужна переводчица. Но вот загвоздка...» — и Гус с досадой вспомнил о недавнем случае.
...Вечерело. Было тихо. Солнце медленно погружалось в розовую дымку горизонта. На изгибе балки, что неподалеку от блиндажной роты, куда не так давно перебрались разведчики, Гус встретил Тоню Ильиченкову. Она с тремя матросами своего отделения возвращалась с передовой. Командир роты остановил ее, поинтересовался результатами дневного наблюдения. Тоня отпустила матросов, разрешив им после чистки оружия ложиться отдыхать. Сама же подошла ближе и начала докладывать.
Петру Гусу Тоня приглянулась еще при первой их встрече. По мере того как он открывал все новые и новые привлекательные черты в характере девушки, эта симпатия незаметно для него переросла в любовь. Правда, своих чувств Гус старался не показать. К тому же он не мог не заметить, что юная разведчица пришлась по сердцу всем без исключения молодым воинам его роты.
Тоня за короткое время зарекомендовала себя решительной и очень серьезной девушкой. Отношение у нее ко всем было ровное. Она шутила, смеялась, для каждого находила доброе слово. И не случайно вскоре матросы стали называть ее «дочь роты».
Но, как ни старался Гус подальше запрятать свои чувства к Тоне, это ему удавалось плохо. И понятно — отношение к ней ротного девушка заметила, хотя делала вид, что ничего не знает и ни о чем не догадывается.