Много других славных офицеров и бойцов потеряли мы в этом тяжелом бою. Во второй половине дня было приказано окопаться. Подразделения моряков находились всего в трехстах-четырехстах метрах от деревни. Два взвода ворвались в Тараканово. Но дальнейшие попытки в этот день пробиться в деревню успеха не имели. Силы оказались неравными, но бой в деревне продолжался до темноты.
Вечером Сухиашвили, Муравьев и я, обозленные неудачей, направились в батальоны. Говорить не хотелось. По-прежнему безмятежно шумел густой Пронинский лес. На этот раз темно было и под ногами: снег превратился из крахмально-белого в темное месиво. На развилке дороги разошлись. Сухиашвили свернул в первый, Муравьев — во второй, я побрел в третий батальон.
На командном пункте третьего батальона был один дежурный. Зашагал в роту. В пути встретил Глушкова. Цифра потерь, названная им, остро кольнула сердце. Выбыли из строя почти все командиры и политруки рот...
Вместе с Глушковым идем на позиции. Матросы насуплены, неразговорчивы, молча работают лопатами. Все, с кем ни заговариваем, отчаянно ругают фашистов, сетуют на глубокий снег. У командиров один вопрос: почему артиллерия открыла огонь с опозданием?
Вскоре состоялось совещание коммунистов, а следом за ним — комсомольцев-активистов. Было названо много храбрых, отличившихся в бою товарищей. Командир и комиссар подробно разобрали недостатки, поставили задачи на следующий день. Утром готовились возобновить наступление. Той же ночью офицеры штаба и политотдела просмотрели тыловые подразделения. Часть молодых бойцов и старшин перевели в стрелковые роты.
После полуночи, возвратившись с передовой, на КП я встретил генерал-майора Антрепова — начальника штаба 2-го гвардейского стрелкового корпуса. Он по карте ставил задачу Сухиашвили, Муравьеву и Кулькову на следующий день боя. Комкор требовал к исходу следующего дня взять Тараканове. Наступление назначалось на 15 часов. Утром должна встать на позиции бригадная артиллерия. Ее командиру капитан-лейтенанту Варенцеву предписывалось произвести пристрелку и в 14 часов начать артиллерийскую подготовку.
О вчерашней отмене наступления на Тараканове ни Антрепов, ни комкор не вспоминали. На наш упрек, что бригаду поставили под тяжелый удар, Антрепов только вздохнул. Дескать, всякое бывает на войне.
По нашей просьбе генерал Лизюков разрешил использовать в бою провинившихся под Филошкином капитана второго ранга Теплянинова и батальонного комиссара Шейкина. Весь рейд они были в резерве. Теплянинова назначили на прежнюю должность — командиром минометного батальона, Шейкина — политруком стрелковой роты.
На другой день утром Теплянинов и Шейкин появились на КП. Утомленные, похудевшие, обросшие густой щетиной, они были Счастливы, что снова получили право занять место в строю.
— Поверьте мне, товарищ батальонный комиссар, я никогда не боялся смерти, — сказал мне Шейкин. — Конечно, мы с Тепляниновым поступили преступно. Я и Теплянинов глубоко осознали свою вину... В первом же бою я все сделаю, чтобы смыть это позорное пятно.
Шейкин опустил голову и, отвернувшись, рукавом шинели смахнул покатившиеся по небритым щекам слезы. Мы по-дружески распрощались. Никто не знал, конечно, что это была у нас с ним последняя встреча...
5. Он вел морскую комсомолию
Утро 19 февраля враг начал с того же, с чего и накануне, — ударами с воздуха. Первая партия фашистских пикировщиков пришла, как только забрезжил рассвет. Беседуя ранним утром с работниками политотдела, я вспомнил, как ночью военком первого батальона Колдов мельком сказал мне в конце доклада, что политрук Кутенев вчера на одном из трудных участков дважды поднимал людей в атаку, был сбит воздушной волной и легко контужен. Сам же он ни словом об этом не обмолвился. Провожая его в тот же батальон, я спросил о контузии.
— Сущий пустяк, товарищ батальонный комиссар! — краснея и, как всегда, не умея скрывать смущения, поспешно ответил Миша. — Поспал немного — и почти все прошло. Стоит ли об этом распространяться. Верно, вчера неважно слышал. Но сегодня отпустило.
— Выходит, ночью глухим докладывали? И помалкивали?
— Было дело. Каюсь, товарищ батальонный комиссар, — улыбнулся Кутенев. — Просто не хотел об этом говорить. У вас и без того хватало забот...
Когда неотложные дела на КП были закончены, мы с начальником артиллерии бригады Иванковым направились в артиллерийский дивизион. Там часа три уже кипела работа. Орудия стояли на позициях, прикрытые маскировочными сетями. Строились укрытия. Связисты тянули линию. Командир дивизиона капитан-лейтенант Варенцев, огромный, петровского роста, с саженными плечами борца-тяжеловеса, доложил, что дивизион прибыл в порядке: материальная часть исправна, один боекомплект на позиции, все работы будут окончены в установленное время.