Морозная ночь медленно оттеснялась забрезжившим рассветом, зарождался день. На востоке, далеко у горизонта, медленно затухала ярко-красная звезда.
«Погожим будет день, — подумал я. — Что-то он нам принесет? Удастся ли взять это Тараканово? Не подведет ли артиллерия соседней бригады?»
На передовой было относительно спокойно. Изредка слышались разрывы мин, снарядов, бледно вспыхивали ракеты.
За домом нас встретил комиссар батальона связи старший политрук Никашин, крупный, степенный детина. Он отличался большим трудолюбием и ревностным отношением к делу. Денис Павлович успел уже побывать на узле связи и сейчас спешил к комиссару штаба бригады. Всматриваясь в чисто выбритое лицо Никашина, я вспомнил нашу первую встречу.
Он подошел тогда ко мне важной походкой человека, занимавшего солидный пост. И я не ошибся. Никашин до ухода на фронт был несколько лет начальником Главного управления Министерства торговли.
— А как с воинской службой, тактикой боя? — поинтересовался я.
— Кое-какой опыт имеется. В гражданскую войну воевал комиссаром батальона. •
— Это совсем хорошо. То и другое вам пригодится...
Я посоветовал Никашину заняться сколачиванием батальона, сделать вместе с командиром все, чтобы хорошо работала связь, побольше уделить внимания партийной и комсомольской организациям, расстановке коммунистов.
— Все будет сделано, — твердо заверил Никашин.
Вот так четыре месяца назад мы впервые с ним и познакомились. Он довольно быстро освоился с новой работой, и дела у него пошли неплохо. Сейчас Никашин коротко информировал: связь действует безотказно, все необходимое на период боя предусмотрено.
Ночью моряки бесшумно сменили потрепанные части воевавшей здесь бригады, провели необходимые маскировочные работы. В 9 часов утра командиры батальонов доложили о готовности к наступлению.
Рассматривая в бинокль расположение противника, я в который раз уже думал: «И все-таки стоило поддержать наше предложение атаковать ночью, с ходу! Пауза во всех отношениях выгодна только врагу». Конечно, нам тогда не была известна вся сложность складывающейся обстановки и в районе Холма, и в районе Демянска. К тому же неудачные атаки Тараканова другими соединениями, по-видимому, оказали немалое влияние на решение командарма.
В 9 часов 30 минут командир бригады по телефону подтвердил командирам частей, что все без перемен. Это означало: час атаки—10 часов и время открытия огня артиллерии — 9 часов 45 минут. В такие моменты всегда кажется, что время остановилось. С нетерпением ожидаем грозного и вместе с тем близкого и знакомого артиллерийского залпа. Стрелки на циферблате медленно приближаются к 9 часам 45 минутам. Мы стоим в тесной щели. Я смотрю на Сухиашвили. Чисто выбритое, утомленное лицо Константина Давыдовича сосредоточенно. Пальцы рук сжимают крупный цейсовский бинокль. Они и выдают его внутреннее волнение. Его черные большие глаза устремлены на позиции врага.
Рядом с комбригом Муравьев. Обычно подвижный, резкий в движениях, сейчас он, облокотившись на срез окопа, застыл в ожидании и также смотрит в заснеженную, всхолмленную даль, где окопался противник. Черной извивающейся на снегу гадюкой растянулась первая траншея фашистов.
Но вот большая стрелка часов на какое-то мгновение словно застыла над цифрой девять. Залпа нет. Комбриг просит сверить часы. У всех одинаковое время. Но кругом тишина. Проходит еще одна-две мучительные минуты.
— Черт возьми! Так может быть только в пехоте! — гневно произносит комбриг. На крупном, широком лице его забегали нервные желваки. — Запросите соседа! — приказывает он начальнику артиллерии бригады полковнику Иванкову.
Дозвониться до соседа быстро не удается. Иванков и майор Данилов, начальник связи бригады, обливаются потом, поочередно крутят ручку аппарата. Соседняя бригада по плану боя должна огнем поддерживать наступление моряков. Прошло еще две минуты. Гневные, воспаленные глаза Сухиашвили скосились на Иванкова. «Вот что значит в эти минуты остаться без своей артиллерии и рассчитывать на соседа!» — говорит его взгляд.
Чувствуется, он немалым усилием воли удерживается от брани. Сухиашвили глубоко уважает старого, опытного солдата — полковника Иванкова. Он хорошо знает, что начальник артиллерии сделал максимум возможного, и все-таки артиллерия вовремя подойти не смогла.
Комбриг не мог забыть, как старый солдат Иванков просил, больше того, умолял его взять на себя ответственность и отдать приказ с ходу, без паузы атаковать Тараканово. Его настойчивые просьбы дважды заставили Сухиашвили обращаться по команде разрешить ночью без артподготовки атаковать фашистов. И оба раза ему отказали.
И вот, в минуты напряженнейшего ожидания, когда остались десятки секунд до начала наступления, на КП раздался взволнованный голос вбежавшего шифровальщика:
— Наступление отменяется! Ждать приказа!