— Полку не раз приходилось наступать, и всегда впереди шли коммунисты. Теперь нам предоставлена честь действовать в авангарде дивизии, а дивизия наступает на главном направлении армии. Это надо всем понять. Верю, что антонесковских прихвостней Гитлера мы поколотим. Так я говорю, товарищи?
— Правильно! Только так. Другого не будет! — послышались из разных мест голоса, потонувшие в дружных рукоплесканиях.
Выступило семь человек. Каждый говорил так, что сомнений в успехе не было.
Андрей выступил предельно сжато. Но слова его запали в души сидящих бойцов:
— Каждый участок переднего края — стена для врага! Ни одного человека, не знающего задачи. Митинги — во время артподготовки. Информация в политотдел — два раза в сутки. Об отличившихся — сообщать немедленно. Отвечают политработники.
Поздним вечером состоялись ротные партийные и комсомольские собрания. Докладчики — командиры рот. В них участвовали кроме политотдельцев все старшие командиры штаба дивизии и полков.
Начподив был в роте младшего лейтенанта Хмары. Тут выступили все одиннадцать коммунистов. Лаконичнее всех, хотя говорили-то по минуте-две, был командир отделения сержант Климов: — Головой ручаюсь, задачу выполним! Солдатам Антонеску новую прописку дадим! — И под смех однополчан так же быстро сел, как и встал.
Николаев пододвинул железный ящик из-под патронов, сел (встать нельзя — мешал низкий потолок), в полной тишине заговорил:
— Мне, признаться, и нечего добавить. Все вы очень дельно выступили, а подытожил Климов. Он, правда, не уточнил, как он думает «прописывать» солдатам гитлеровского холуя Антонеску, но его и так поняли. Вашу роту командир полка взял в свой резерв. Вы эту почетную вахту завоевали в боях! Но, говорят, кому много дано, с того много и спрашивается. Идете по пятам за главными силами, но когда потребуетесь и нужно будет поправить дело — надеемся на вас. Недаром командир полка, когда я шел к вам, сказал мне: «Эта рота у меня целого батальона стоит! Но и им нелишне сказать, чтобы не зазнавались. Ведь какую задачищу решаем!» Слышали? Какой авторитет вы завоевали у командира полка! Им надо дорожить. Ни пуха ни пера вам!
Наступило долгожданное утро девятнадцатого ноября 1942 года. Этому дню суждено стать памятным. Началось знаменитое контрнаступление Красной Армии. Рассвет был необычным. Г устой туман окутал окружающую местность. Похолодало. Под ногами — грязища.
Советская артиллерия всех калибров изготовилась к открытию огня. На западном берегу Дона в величавом молчании, с задранными кверху стволами, застыла тяжелая артиллерия. В молодом лесу, по соседству со штабом дивизии, ощетинилась среднекалиберная. По огородам у Клетской разместились минометные установки: «катюши», «андрюшки», стволы батальонных, полковых...
Часы показывали без четверти семь. Николаев, заместитель Осечкова старший политрук Доюлов, заменивший выбывшего по ранению Копалова, и инструктор политотдела Куликов по ходу сообщения направлялись в переднюю траншею на взводные митинги.
Время приближалось к семи. Туман не рассеивался. Для маскировки ничего желать лучшего не приходилось. Но действия нашей штурмовой и бомбардировочной авиации сковал туман. Ни один самолет не летал в то памятное утро.
И вот раскололось небо. Лица солдат посветлели. В воздух полетели шапки.
— Ура! Началось!
— Вот дает, вот дает, товарищ комиссар! — обращаясь к Андрею и указывая на работу тяжелой эрэсовской установки говорил ветеран дивизии, сибиряк Лесных. Андрей разговаривал с ним вчера после собрания партактива.
— Как настроение во взводе?
Он не услышал вопроса, но понял по губам, показал большой палец и улыбнулся. Глаза его сказали: «Дождались этого дня. Теперь тряхнем...»
Минут десять в траншее никто не говорил, да если бы и заговорил, то его бы не расслышали. Все молчали и не без гордости слушали грозную музыку советской артиллерии. После первого мощного огневого налета накал артогня несколько ослабел. Этот момент и был использован для поднятия боевого духа. Митинг открыл лейтенант Кувшинов.
— Сейчас главное — натиск и огонь. Порядок наведи, не ожидай ни секунды, рвись дальше и не отставай от товарища! Врывайтесь в следующую траншею. Повторяю, ни в коем случае нигде не задерживаться! Только вперед! Сомнений никаких. Враг не выдержит.
Слово взял рядовой Ветров:
— Братцы! Мне приходилось не раз ходить в атаку со своим полком. И ни разу псы-идолы не выдерживали удара нашего! Сегодня будем бить вояк Антонеску. Немецкие фашисты их пригнали вон на те горы, — он кивнул в сторону противника. — Сами они никогда бы не пришли сюда. Они боятся нас. Фрицев били, а этих и бить по-настоящему не придется. Смажут пятки... Понятно, поначалу поддадим. Без этого нельзя. Это уже само собою... Конечно, ухо надо постоянно востро держать. Гранаты приберегать. Танки могут появиться, встретить придется. Вот такие у меня мыслишки.
Несколько слов сказал и начподив:
— Что касается врага, то очень меткую характеристику дал Ветров.
— На это он у нас мастак...
— Мастер! И голову фашисту открутит, и словцо ввернет такое, аж закачаешься!