В двух битвах

— Хорошо. Ваши действия одобряю. О будущем — подумаем. Разговор наш — при себе! Завтра побываю в разведотделении штаба. Будет яснее. Но одно запомните: попотеть придется, и как следует. Мы — везде и всегда глаза и уши штаба! А сейчас отдыхать.

— Поесть же надо, — заметила Тоня.

— Да, пожалуй, что надо, — согласился Гус.

Косолапов попросил разрешения удалиться. Сказал, что поужинает он позже, и пошел на передовую.

Когда утихли его шаги, Гус пригласил Тоню сесть поближе. Обнял ее и крепко расцеловал.

— Прямо-таки целую вечность тебя не видел, — поправляя ее взлохматившиеся густые волосы и рассматривая разрумянившееся лицо, говорил Гус. — Тот немолодой майор твердо решил меня загнать в глубокий тыл. Последний раз, сверкнув глазами, так и сказал: «С первым же самолетом!.. Я вам покажу, как любовь крутить!» Когда узнал о твоем отъезде, два дня тучей ходил. Трижды с ним объяснялся. Не случайно я тебе написал. Так и думал, не успеете...

— И как же ты выбрался?

Гус усмехнулся и помахал головой:

— Вторую пилюлю проглотит... Бывают же такие несимпатичные люди.

Гус в нескольких словах сказал, как он узнал о заведенном порядке вызова санитарной машины. Ознакомился с одной из записок, которые иногда пишет шоферу замкомбат по материально-техническому обеспечению.

— Остальное пустяк, — продолжал Гус. — Чинно и благородно распрощался с сестрами и товарищами и уехал по всем законам. К тому же и решение комбата отправить меня первым самолетом слышали все. Конечно, вся эта история неприятная, вынужденная, но другого пути у меня не было. К тому же тот майор не только сухарь, но очень мстительный человек, ну и, как часто бывает у людей такого склада характера, любит выслуживаться перед начальством. А с тобой он в их лице явно не на высоте оказался.

Тоня осмотрела повязки. На ноге рану перебинтовала. Поведала о своей встрече с Николаевым и начсандивом.

— Признаюсь, когда рассказала обо всем, только после этой встречи успокоилась.

— Да, дорогая. Я много думал о наших отношениях, — положив руку на плечо Тони, тихо, доверительно заговорил Гус. — И твердо решил, как мало-мальски встану в строй, поженимся. Пойдем к начальнику политотдела дивизии и попросим разрешения. Откровенно тебе скажу, не могу так продолжать. Не мо-г-гу! Ты должна, должна... понимать.

— Какой ты собственник, — улыбнулась Тоня. — Я и не знала.

— Посоветуемся со старшим батальонным комиссаром. Если он даст согласие, но порекомендует пока все «засекретить», то и на это согласен. А как ты?

Лицо Тони сделалось серьезным. Она потупила глаза и задумалась.

— Ты почему молчишь?.. Почему? — с нескрываемым опасением допытывался Гус. — Ты не согласна?!

— Дорогой Петя. — Она положила обе руки на его плечи. — Я по тебе очень, даже больше чем очень скучала, беспокоилась. Ты все эти дни из головы моей не выходил. Наш последний поиск и другие события еще больше укрепили нашу дружбу. Ты целиком вошел в мое сердце... Я понимаю тебя. Больше тебе скажу — я согласна с тобой...

— Ну вот... Это главное! — Гус прижал ее к себе и стал целовать в глаза, щеки, губы. — Я счастлив, и к черту все раны!.. Я здоров. Понимаешь, здо-о-ро-о-ов!

Гус в каком-то сильнейшем порыве встал, быстро отделился от топчана, без костыля ступил на обе ноги, притопнул здоровой и тут же, видно от сильнейшей боли, согнулся и повалился в широко расставленные Тонины руки.

— Что же ты наделал? Разве можно так? Ты совсем сошел с ума! — взволнованно и озабоченно пробирала его Тоня, укладывая его на топчан.

Гус сморщил лицо, но не проронил ни одного слова. За окном послышались шаги. Тоня отошла от Гуса, поправляя портупею, сказала:

— Вот видишь. Ты далеко не здоров. Если в ближайшие дни начнется наступление, обязательно уедешь в санбат. Полечишься, вернемся к этому разговору...

— Только вернемся?!

— Петя. Я же тебе сказала.

В дверях Перекрестов и ординарец загремели котелками. Тоня ушла в свою комнату, а Гус подумал в сердцах: «И нужен мне сейчас ваш ужин, как мертвому припарки!» Сказал, однако, он другое.

— Спасибо. Чувствую, что постарались. Есть будем все вместе.

8. Клетский прорыв

Накануне восемнадцатого ноября был получен приказ. Наступление назначалось на утро. Один час и двадцать минут отводилось на артиллерийскую подготовку. Вечером состоялись полковые партийные активы.

В полку Осечкова коммунисты собрались в подвале большого полуразрушенного дома. Начподив пришел с командиром полка. Яркая аккумуляторная лампочка освещала знакомые Николаеву лица. Настроение было приподнятое.

С докладом «Коммунисты в наступлении» выступил Осечков. Говорил лаконично, минут двадцать, но все нужное сказал. Каждый увидел и сложность задачи, и от чего зависит ее успех, и что ему лично нужно еще сделать, и место его при отражении контратак, которых ожидается немало.