— Но если думают эвакуировать, стало быть, раны его нелегкие, и лечение потребует много больше времени по сравнению с тем, о котором вы доложили начальнику политотдела. Поэтому с посылкой машины вопрос отпадает, — заключил довольно безапелляционно полковник медицинской службы.
Такое решение, не лишенное, конечно, логики, несколько обескуражило Тоню. Какое-то время она стояла молча и не знала, что сказать. Кровь прилила к ее лицу, губы плотно сжались, расширившимися глазами она какое-то время молча смотрела в лицо начсандиву.
— Все! Что же вы стоите? Можете идти.
— Спасибо...
Овладев собою, Тоня по-уставному повернулась и неторопливым шагом вышла из землянки начсандива. «Нет уж, второй раз дурой не буду!..» Удалившись метров на семьдесят, Тоня зашла в густой, почти без листвы кустарник и оказалась у кромки берега. Машинально взглянула на темную колышущуюся полоску воды на середине Дона — единственное место на реке, которое все еще не было сковано льдом. Отрывая взгляд от воды, девушка взглянула на наручные часы.
«Двадцать минут до встречи... Зачем я к нему пошла?! И выпалила все в лоб. Он же меня совсем не знает. «Раны его нелегкие и лечения потребуют много больше времени...» — вспомнила она слова начсандива. — Упрекнул даже в... обмане начальника политотдела... Не хотелось бы, ох как не хотелось бы вторично нарушать порядок! И не знает этот доктор, что разведчики кого угодно привезут, если это надо... Зайти еще раз к Николаеву и доложить о решении начсандива? Машина после этого пойдет наверняка через два часа. Но стоит ли быть навязчивой? К тому же тогда два доктора будут рассержены и, если захотят, могут действительно «заслать» Петю в дальние края. Заберем-ка своими силами. А куда везти, он сам решит, ему виднее».
К переправе Тоня подошла в тот момент, когда трое взмокших разведчиков с двумя узлами бегом спешили к ней. Лодка была на подходе.
— Молодцы! Едут Перекрестов и ординарец Гуса. Когда будете подъезжать, уже стемнеет. Мотоцикл замаскируйте метрах в двухстах. Незаметно, Перекрестов, вы появитесь у командира. Доложите, что прихватили с собой. Остальное он укажет. Сделайте все аккуратненько, без шума и быстро. Возможно, на носилках его понесете. Скажите сестрам, машина приехала, срочно в тыл эвакуируют. А впрочем, командир подскажет, что сказать, ему виднее... Бензин не забудьте взять на обратный путь. Да осторожнее в пути! Все. Успеха вам. В лодку!
С Дубровиным Тоня вернулась в роту.
Взвод Ильиченковой занимал позицию для наблюдения. Стояла неспокойная осенняя ночь. На небосклоне ни единой звездочки. Над головой Тони свистел ветер. Время от времени с западных скатов гор ночную тишину нарушали короткие очереди румынских пулеметов. В предполье, где укрывались разведчики взвода Ильиченковой, было тихо. В небольшой, хорошо замаскированной траншее с тремя нишами кроме Тони находились Блинов и Дубровин. Поочередно наблюдая, они время от времени перебрасывались репликами, а Тоня за весь вечер и начало ночи не обронила ни одного лишнего слова. Она опасалась единственного: разведчики не успели, его эвакуировали.
За эти часы в ее памяти, словно в калейдоскопе, пробежали все сколько-либо существенные события из их отношений. Тоня чувствовала, как постепенно, от недели к неделе крепла, обретала силы их дружба, перераставшая в большую любовь. Вспомнились и слова Гуса, сказанные им, когда они находились под вражеским танком, и улыбнулась: «Нет! Больше ожидать не могу, родная. Вернемся, притащим фрица и пойдем к начальнику политотдела. Попросим его разрешения и благословления на женитьбу. Устроим скромную фронтовую свадьбу и заживем по-семейному». Тоня тогда ответила: «А потом нас с тобой разведут. Будем изнывать от разлуки. А там ревность у тебя появится. Изводить будет. А меня ухаживаниями донимать станут. И тогда суровость и красота сегодняшней жизни померкнет для нас. Из счастья и радости она обернется горем. Совсем хорошо будет! Не так ли, мой неугомонный друг?!»
Этот разговор тогда был прерван внезапным изменением обстановки и остался неоконченным. Тоня хорошо понимала Петра и сейчас, мысленно продолжая начатый разговор, искала пути его положительного решения. И это не случайно. Последний выход из стана врага, мужественное, полное благородства поведение Гуса, его искреннее стремление даже ценою своей жизни спасти ее, его ранение и все последующие события еще сильнее сблизили их. Гус стал для нее теперь самым близким, самым дорогим и самым любимым человеком!
— Товарищ старший сержант! Вроде какой-то шумок уловил, — шепотом доложил Блинов и снова, пристально вглядываясь в темноту, стал слушать тишину. Тоня, передвигая на бруствере автомат, грудью коснулась среза траншеи. Ветерок дул от противника и колюче обжигал лицо. Она прислушалась. Впереди было тихо. Встав поудобнее, послушала. Снова безмолвие.
— Возможно, показалось. Но вот дело. На редкость хорошо услышал какое-то шуршание, — с некоторым смущением в голосе все так же шепотом пояснил Блинов.