В двух битвах

Лодку успели повернуть носом к волне, и она, сильно подпрыгнув, устояла. Увернулись и еще от одной волны. Кто-то от радости смеялся, кто-то считал всех чертей. Грузин, к удивлению, пел:

— Мой товарищ из Тбилиси, вай-вай, вай! Не кудрявый и не лысый, наливай...

— Катись к едрене с песнями. От волны спасай! Плащ-палатку! Палатку к борту, сдержать волну!

Вот и берег. Солдаты с радостью выпрыгнули. Отмель. Грузин взмахнул рукой:

— Живем, кацо! Живем. Видать, и впрямь будем пить хванчкару. Всю лодку приглашаю в гости.

— Только сидящих в лодке?

— Зачем только... Всю роту позову. Бочку кахетинского оставлю! Пей, гуляй, душа молодая! Эх!

Грузин спрыгнул с лодки и уже с берега крикнул:

— Всех приглашу. Всех! Только не усатого. А впрочем, и его приглашаю.

11. Сюрприз судьбы

А у разведчиков Гуса и Ильиченковой, оставшихся в тылу врага близ Кузьмичей, продолжалась своя тяжелая эпопея. Долго в ту ночь блуждали они по балкам и перелескам в поисках надежного ночлега. Выбирали одно место, а там вдруг оказывалась близко тропа или дорога, нащупывали густолес, а там пахло дымом вражеских землянок или бензином... Показалось, что кто-то в нем храпит, но прислушались — никого.

— Совсем ослаб? Понимаю. Немного пройдем и присядем у той машины. Будем ждать транспорта, — нарочито громко сказала по-немецки Тоня.

Гус не понял ни одного слова, но был уверен, что она его поняла и сказала то, что нужно в этой обстановке. Он пожал ее руку. Ведь часовой мог не только говорить: «Стой», «Ложись», но и маскироваться.

Они теперь уже хорошо видели перед собой полусожженный танк. Ясно: результат работы наших «илов». Вблизи чернел второй, а еще дальше — и третий танк. Гус повеселел: «Повезло. Лучше и не надо. Под одной из покалеченных черепах мы и укроемся». У Тони тоже было такое мнение.

Гус оперся о холодную броню. От покалеченной чушки тянуло сожженным железом и соляркой. Танк, видно, взорвался. Башни с орудием не было. Перебитая гусеница ломаной темной цепищей растянулась на земле. Бездыханная громадина была пуста.

— Надо осмотреться, — шепнул Гус, опускаясь на отбитый каток.

Тоня отошла от танка, остановилась и осмотрелась. Потом сделала еще шагов пятьдесят в направлении третьего танка и крикнула:

— Эй, есть кто там?.. Что молчите? Нам нужна помощь. — Голос ее растаял в тишине. —— Вы, что, смеетесь? Помочь не хотите тяжелораненому?!

Снова тишина. Никто не откликнулся.

Тоня вернулась.

— Как на грех, ни одной души. Придется ждать, — сказала она по-немецки и, наклоняясь к Гусу, прошептала: — Никого. Да кто эти гробы будет охранять?

Гус тихо сказал Тоне, что под этим танком они и заночуют. Тоня предложила свое:

— Давай под тот, что в лощине. Там удобнее.

Гус отрицательно качнул головой:

— Под ним нельзя, он на ходу. Его может тягач увезти. А этот недвижим. Давай-ка Тонюш, тащи бурьян. Да еще раз проверь окрестности.

Тоня пошла за бурьяном и вскоре вернулась с большой охапкой разнотравья. Гус копал под танком щель. Оказалось, он нашел большую саперную лопату.

Недалеко от танка послышалась немецкая речь. По разговору определили: идут двое. Один из них негромко рассказывал, как он в лазарете прощался с земляком, которого отправляли в Германию. Как много он видел калек в госпитале! Теперь говорил другой. Он за что-то отчаянно ругал своего фельдфебеля. «Здорово, видно, насолил ему», — усмехнулась Тоня. Патруль скрылся. Гус разостлал бурьян, поинтересовался, как их конура выглядит со стороны. Тоня осмотрела и, приблизившись к нему, сказала, что ночью трудно сделать определенное заключение. Когда начнет светать, посмотрим внимательнее.

— Неплохо бы дерюгу раздобыть.

— Поищу, — отозвалась Тоня.

Возле танка ничего не оказалось. Пошла к другой машине. Люки раскрыты. Безмолвие. Осветив фонариком отсек механика-водителя, она увидела на сиденье засаленный ватник, а рядышком на днище лежал свернутый грязный комбинезон. Свесилась в люк, взяла то и другое. «Теперь подостлать «раненому» есть что».

Гус взял тряпье, позвал Тоню.

— О, да тут неплохо. Какой ты молодчина! — похвалила любимого Тоня.

Она улеглась ничком, вытянула ноги и только теперь почувствовала сильнейшую усталость, хотелось спать.

— Как станет светать, обследуем, — сказал Гус. — Понадежнее замаскируемся. А сейчас вздремни, а я уж утром.

— Может, наоборот?

— Нет, нет! —возразил Гус и привлек ее к себе.

Тоня уснула. Она не слышала ни проезжавших груженых машин, ни протарахтевшего туда и обратно мотоцикла с люлькой, ни трижды проходивших и возвращающихся обратно патрулей. Гус отчаянно боролся со сном, мобилизовав всю силу воли, и не сомкнул глаз. Наблюдая местность и обдумывая план дальнейших действий, он маленькой лопаткой продолжал совершенствовать маскировку.

Когда забрезжил рассвет, Гус осторожно, стараясь не задеть спящую, выбрался из-под танка, дважды прополз вокруг него, забросал землей торчавший бурьян, подделал кое-что для улучшения обзора, тихо опустился в щель.