В двух битвах

— Сила ты у меня. Ах, сила! Но сегодня без ума оказалась.

Неприхотливый ни в еде, ни в быту, Виктор Сергеевич выпил стограммовку, закусил черствым хлебом, запил донской водицей, распорядился передать в штаб о своем местонахождении и тут же на земляном топчане, укрывшись шинелью, уснул.

На предпоследней дневке устный приказ командарма был продублирован шифровкой: сосредоточиться в районе станицы Клетской, полки переправить через Дон, сменить там части. До получения приказа марш совершался днем. Командиры хотя и старались соблюдать необходимые меры маскировки, однако днем было трудно укрыться от немецкой разведки. Их двухфюзеляжные «фокке-вульфы» — «рамы», как их называли солдаты, — почти непрерывно «висели» над колоннами гвардейцев.

Впрочем, демонстративное дневное движение гвардейских полков входило в планы нашего высшего командования. Оно обеспечивало решение задачи по дезориентации противника.

За две ночи, на переломе с октября на ноябрь, части соединения, соблюдая строжайшую маскировку, совершили тридцатикилометровый марш, переправились через Дон и сосредоточились в Клетской. .

Еще задолго до этой знаменитой операции наше командование проведением ряда частных боев тщательно готовило позиции для развертывания наступления.

Станица Клетская была отбита у противника несколько недель назад. После этого советские части не вели здесь активных действий. Однако гитлеровская разведка этот район держала под пристальным наблюдением. Вражеская авиация часто навешала его. и, возможно, потому, что оборонялся этот участок румынскими дивизиями. В Клетскую начподив Николаев приехал на рассвете. Он задержался на совещании в Политотделе армии. Хотел проехать на «виллисе» до берега Дона, но часовой у шлагбаума не пропустил. Пришлось пойти пешком.

Вот и Дон. Он на редкость спокоен, но посуровел, даже как будто загрустил. Впрочем, унылость ему придавала поскудневшая растительность.

Вода не замерзла. Ее то и дело кромсают снаряды и мины. Тихо плывут крыги тонкого льда, коряги. На быстрине пустая лодка. В ней — узел с постелью, детская коляска, кукла... и ни души. Кто в ней плыл? Мать с ребенком? Седой старик с внучонком? Где же они? Молчала лодка. Молчал поседевший Дон.

На берегу толпятся солдаты. Они ожидают переправы. Ждет ее и начподив.

— Как дела, хлопцы? — обратился он к бойцам.

— Да вроде бы ничего. Табачок есть. Сухари тоже. Жить можно.

— А патроны? Гранаты?

— Это само собой.

— А как с духовной пищей? Газеты читали? Сводки о положении на фронтах слушали?

— Где там! Как ушли из-под Кузьмичей, так о газетах ни слуху ни духу. И писем давно нет. Наш Федя весь извелся.

— Чего же?

— Да Манечка у него завелась. Чудо-девчонка, а писем вот нет.

Тут уж не удержался и Федя:

— Да я б этих почтовиков всех начисто на передовую и ровно месяц не давал бы им ни писем, ни газет. Пусть бы они повздыхали вот так, как мы.

— Даю вам слово, хлопцы, что будут у вас сегодня же и письма и газеты, — заверил Николаев. — И кое-кого заставим повздыхать.

Люди садились в лодку. Руководил посадкой строгий усатый солдат. Все разместились чинно, степенно. Один прыгнул самочинно. Усач грозно поднял весло:

— Ты что сигаешь? Выкупать нас захотел? А ну вылазь сейчас же, чертова башка!

— Слушай, душечка, нэ кричи! Доедем. Ручаюсь. Будешь цел-целехонек. В Грузию на хванчкару приглашу.

— Слазь сказал тебе, слазь! А то я тебе за нарушение приказа дам такую хванчкару, что без хванчкары закачаешься.

Солдат подчинился. Лодочник сказал:

— А вот теперь садись. С разрешения садись!

— Э-э, постой. Это зачем же ты мне устроил такой эксперимент? Сначала высадил, а потом «садись»!

— Повелеваться тебя, чудака, учил.

«Почему же так никудышно работала полевая почта на марше! Может, не обслужили тех, кто по разным причинам находился в тылах полков, в санротах? Надо поинтересоваться, сегодня ж разберусь. — Мысли Андрея вернулись к совещанию в Политотделе армии: — Будем наступать. Это ясно. Надо поднять людей. Парторганизацию бы в каждой роте, да коммунистов мало, Может, взять из тылов? Есть и в ротах хорошие люди. Принять бы в партию их».

В небе послышался нарастающий гул, а вскоре на горизонте показались и самолеты. Они шли на главную переправу. Бойцы заволновались, задвигались.

— А ну сиди смирно и не крути башкой! — прикрикнул лодочник на молодого мордастого солдата.

От эскадрильи бомбовозов отвалил один пикировщик и нацелился на переправляющихся. Все в лодке пригнулись. Ухнул взрыв. Лодку с силой качнуло. Пассажиры чуть не попадали за борт.

— Держись! — крикнул лодочник. — Цыц, разтак вашу мать!

Самолет спикировал снова. Бомба пошла в направлении лодки. Случилось это на третьей четверти Дона. Посудина качнулась. Начподив встал:

— Слушай мою команду! Никаких движений!.. На левые весла нажимай, нажимай, сильнее! Правыми тормози! Еще нажми! Хо-ро-ошо!

Николаев взглянул на перевозчика. Широкое, изъеденное оспой лицо его посветлело.

Еще грохнула одна бомба.