В двух битвах

Гус по отдельным ориентирам определил свое местонахождение. Они были в четырех километрах от переднего края. Решили еще углубиться километра на три и выйти к проселочной дороге, где она пересекает длинную балку, заросшую кустарником.

Тоня, поддерживая Гуса за локоть, медленно, но пригибаясь, повела его по намеченному курсу. Однако не успели они отойти от балки, как неожиданно перед ними вырос гитлеровец с автоматом:

— Стой! Руки вверх!

Гус шатнулся. Тоня его поддержала.

Что разорался?! Не видишь, с тяжелораненым. Помоги лучше, — зло, грубо ответила Тоня.

— Не могу. Я часовой, — другим уже, извиняющимся тоном отозвался солдат.

— Тогда и молчи. Тоже мне... Бдительный, — и уже мягко, негромко, но так, чтобы услышал гитлеровец, обратилась к Гусу: — Крепись, крепись, Фридрих. Немного осталось.

— Вы обойдите. Не велено в расположении...

— Будем еще обходить! Не видишь, еле плетемся, — огрызнулась Тоня, не сворачивая с пути. Часовой, пропуская их, отошел в сторону. Тоня и Гус, скосив глаза, увидели неподалеку ствол тяжелого миномета. «Батарея. Понятно, — отметил про себя Гус: — Ловко Тоня разыграла гитлеровца. И голос точь-в-точь, как у молодого парня».

Раздался снова окрик:

— Ложись! Стрелять буду!

— А может, падать прикажешь?! — не сбавляя шага, сердито буркнула Тоня. — Протри глазищи-то! Не видишь, с тяжелораненым тащусь? Скажи-ка лучше, где лазарет? Что молчишь-то? Язык отвалился?

Солдат щелкнул автоматом. «Поставил на предохранитель», — отметил Гус.

— Не положено разговаривать. Разводящего сейчас позову. Он быстро...

— Пошел ты к черту со своим разводящим! Сами дойдем...

— Вам все равно надо принять левее, на машины напоретесь, — уже сочувственным голосом пояснил часовой.

Тоня немного свернула влево. Гус повалился.

— Да не падай же ты! Горе ты мое. Идем же. Выйдем к дороге. Там подберут.

Они пошли дальше. По ногам стал хлестать колючий бурьян. Гус остановился, шепнул Тоне:

— Задержимся. Осмотреться бы неплохо.

— Ты посиди. Я сама.

Тоня ушла и вернулась довольно-таки скоро:

— Никого. Что будем делать?

— Придется задержаться. Сегодня если и возьмем «языка», обратно не выйдем. Тревогу теперь на широком фронте объявили. Но где же замаскироваться и прокоротать день?

— Что же... Давай будем искать, пока не поздно.

10. Командарм

В дивизии ждали приказа на штурм Кузьмичей. К этому готовились, и вдруг пришел новый приказ — форсированным маршем двинуться на запад.

Прочитав шифровку, комдив развел руками:

— Вот тебе и Кузьмичи. Вот тебе и попробуй угадай мысли начальства.

Хлебов взял карту и начал вместе с Кульковым изучать маршрут. Наметил места дневок, дал указание об основных положениях приказа.

Марш совершали перекатами. Отдельные дневки затягивались. На больших стоянках получали небольшими партиями пополнение, технику, боеприпасы, интендантское имущество. До самого последнего момента не знали своего конечного пункта, но у командования двух мнений не было: дивизия перебрасывается на тяжелый участок фронта. Надо и на марше учиться, готовиться к еще более жарким боям.

В конце октября, когда части дивизии находились в одном переходе от Клетской, к добротному рубленому дому, в котором остановился комдив Хлебов, подкатил «виллис». Из машины легко выпрыгнул небольшого роста человек в папахе, генеральской шинели, в хромовых сапогах с высокими каблуками. Он быстрыми мелкими шагами направился к дому. Гвардеец, стоявший на охране, по-ефрейторски приветствовал его.

Генерал резко открыл дверь и вошел в дом. Хлебов поднялся из-за стола, на котором была развернута карта-километровка этого района, сделал несколько шагов навстречу и застыл в молчании.

— Командарм шестьдесят пятой Батов, — назвал себя вошедший.

— Товарищ командующий, 27-я гвардейская дивизия совершает марш. Докладывает полковник Хлебов.

Батов повесил у порога свою генеральскую, не так уж новую шинель, сел за стол.

— Ну как идет передислокация, Виктор Сергеевич?

Комдив доложил, что марш проходит строго по графику. Форсировать Дон и сосредоточиваться в Клетской части будут ночью при строжайшей маскировке. Соединение получило пополнение, доукомплектовалось материальной частью, готово к бою.

Командарм поинтересовался, когда и откуда дивизия прибыла под Сталинград, где вела бои, давно ли Хлебов командует соединением, как воюют командиры полков. И, как бы завершая разговор, взглянув на карту, спросил:

— Как представляете свою будущую задачу, Виктор Сергеевич?

Хлебов помолчал, привычным движением руки провел по чуть вьющимся темно-русым, посеребренным сединой волосам. Его живые серые глаза немного сощурились и смотрели в одну точку. После паузы, хлопнув руками по своим коленям, он заговорил:

— Признаюсь, много не думал об этом, товарищ командующий. Но предполагаю, раз взятие Кузьмичей отложили, значит, наступать будем из другого района. Гвардия ведь прежде всего должна наступать.

— Ну что ж. Возражать против таких оптимистических умозаключений командира дивизии нет оснований, — поднимаясь из-за стола, улыбнулся Батов. — А сейчас приглашаю вас на рекогносцировку.