В двух битвах

— Закричишь — капут. Станешь делать, что потребуем, — будешь жить! — шепотом сказала Тоня.

Солдат не слушал ее. Мыча и кряхтя, изо всей силы продолжал вырываться. Гус сунул фрицу кляп в рот. Поползли дальше. В воронке допросили солдата. На все вопросы отвечать отказался. Буркнул, что его все равно выручат. «С вас за это шкуру сдерем!»

Блинов запихнул гитлеровцу в рот еще одну тряпку.

Гус, приказав обождать, пополз в глубь фашистской обороны. Он вернулся минут через пятнадцать.

— За мной! Недалеко глубокая воронка. Там еще кое о чем спросим солдата.

— Не идет, скотина! — проворчал Блинов.

— Как это не идет?! Заставь.

Блинов приполз один:

— Ничего не получилось. Набросился на меня. Зубы пустил в ход. Пришлось...

— Понятно. Документы? — недовольно спросил Гус.

— Вот они. Труп и оружие завалил землей.

Разведчики вскоре благополучно перебрались через траншею В стороне они слышали разговор, но Тоне ни единого слова не удалось разобрать. Гус и Блинов пристроили за плечами термосы и поспешили дальше. Вскоре напоролись на проволоку. Остановились. Гус осмотрелся:

— Минное поле. Обходим.

В мокрой лощине наткнулись на боевое охранение.

— Куда вас черти занесли? Дороги мало?! — закричал часовой.

— Заплутались немного. Где дорога-то? — устало спросила Тоня.

Пожилой сапер-толстяк молча оглядел всех троих и, не найдя ничего подозрительного, дулом автомата указал в темноту.

— Вон там. Да левее идите. Левее, а то взлетите на воздух вместе с термосами.

— Гут, гут, — буркнула в ответ Тоня.

Они достигли малонаезженной дороги и, ускоряя шаг, стали углубляться во вражеский тыл.

— И так хитро пристроились, что перед самым носом выросли как из-под земли, — заметил Гус.

— Толстяк-то, по всей вероятности, учитель. У него чеканная, интеллигентная речь, — пояснила Тоня.

Дорога резко вильнула влево и пошла параллельно фронту. Гус недалеко от поворота остановился, взглянул на компас, осмотрелся и, сойдя с дороги, пошел прямо. Он предложил внимательно смотреть под ноги. Нужен был провод. По полю петляли минут двадцать. Еще углубились метров на триста. Пересекли неглубокую балочку, обошли кухню, стоянку машин. Наконец наткнулись на полевой провод. Прошли возле него до первой воронки.

— Садитесь. Подождем. Как неподалеку упадет наш снаряд или мина, обрежем нитку.

К счастью, дивизионные артиллеристы ждать не заставили. Метрах в двухстах ночную тишину рванула мина. Блинов тут же перерезал провод и занял место в засаде.

— Чтобы и рта не успел раскрыть!

— Все в ажуре будет, товарищ старший лейтенант, — уверенно отозвался Блинов.

Гус положил руку на плечо Тони, спросил о ее самочувствии. Та ответила, что, если не считать слабость, ломоту в плечах и боль в левой ноге, в остальном удовлетворительное.

— Я так и знал: ты ведь неправду мне сказала, — с досадой проворчал Гус.

— Другого выхода, Петя, не было. Соседние разведчики столько страстей наговорили, что я не могла оставаться в тылу и ждать у моря погоды. Я бы очень беспокоилась за тебя. Гус пододвинулся ближе и обнял Тоню.

— За меня беспокоилась, а сама, чего доброго, обратно не доберешься, — поправляя на ней каску, сказал Гус.

— Доберусь, Петя. Пока все развертывается нормально.

— Еще рано говорить о «нормальности», моя дорогая. Все впереди...

Приближающиеся торопливые шаги прервали их разговор.

Блинов сработал «чисто». Не больше минуты затратил, и вражеский связист с заткнутым ртом оказался в воронке у ног Гуса и Тони.

Гус осветил фонариком гитлеровца. Из губ его текла кровь. Немцу было лет сорок пять. Небольшого роста, сутуловатый, в потертой, грязной солдатской шинели. Тоня подсела к нему, подняла подбородок, марлей сняла кровь, прижгла йодом ушибленные места, спросила:

— Как зовут?

Солдат, услышав свой язык, даже вздрогнул. После минутного молчания ответил:

— Фридрих.

— Жить хочешь?

— Хочу. Дома пятеро детей, мать больная, жена...

— Будешь выполнять, что мы скажем, останешься цел и невредим!

Гитлеровец молчал, руки его тряслись.

— Ты понял, что тебе сказали?

— Да. Но мне так и эдак капут. Вы не убьете — свои прикончат.

— Что мы, цацкаться с тобой будем?! — вскипел Г ус, поняв колебания солдата. Он схватил его обеими руками за ворот и встряхнул. — Переведите: «Сейчас дух выпущу!»

Тоня перевела и добавила от себя:

— Насчет своих — это еще вопрос, а от нас, если будешь упрямиться, — смерть верная.

— Станешь говорить, слюнтяй?! — кипятился Гус, все сильнее наваливаясь на связиста.

— Да, да! — поспешно согласился солдат.

Вконец перепуганный гитлеровец, тяжело дыша и косясь на Гуса, все еще повторял: «Да, да».

Тоня попросила Блинова развязать пленному руки.

Связист сообщил, что провод этот ведет с огневых позиций батареи к наблюдательному пункту. Он из роты связи полка, приданного пехотной дивизии. Два дня, как они встали на позицию; их отдельный полк неделю находится в резерве. Его пополнили техникой и людьми. Солдат мало что знал.

— Спросите его, повреждение устранил?

Тоня перевела, выслушала солдата и сказала, что он соединил провод, но, когда его схватили, он машинально дернул за шнур и вновь оборвал его. Гус приказал устранить порыв.