В двух битвах

— А мы возьмем Кузьмичи! Непременно возьмем, — твердо сказал начподив. — Но для этого нам, политработникам, придется еще перед боем хорошенько попотеть. Прежде всего надо поднять у людей боевой дух, чтоб была железная уверенность — возьмем Кузьмичи. Ведь не такие укрепления брали. Так я говорю? Подготовьте как следует митинги и проведите их с огоньком! Пусть с зажигательным словом выступят ветераны дивизии, бойцы здешних мест. Есть в полках такие, которые видели свои сожженные станицы, своих замученных братьев и отцов?

— Есть!

— На митинги их, на собрания... Помните, как проходил митинг под Костковом? Слезы на глазах выступали. И как после этого дрались?

Совещание закончилось затемно. И едва ушли политработники, как в блиндаж ввалился командир разведроты Гус. Лицо черным-черно. Глаза невеселые...

— Что с тобой, старший лейтенант!

— Не повезло роте, Андрей Сергеич. Три блиндажа рухнули, одиннадцать убито, девятнадцать ранено. Ильиченкову засыпало землей...

— Что! Погибла! — вскочил Николаев.

— Не погибла, но сильно контужена.

Долго молчали. Заговорил Николаев:

— Звонил начальник штаба дивизии. Беспокоится, когда будет взят «язык». И чтоб обязательно был штабник.

— Такой «язык» будет, товарищ старший батальонный комиссар!

— Так же, как прошлые два раза? —съязвил Николаев.

Гус насупился. Неуспех дивизионных разведчиков под хутором Вертячий и совхозом «Котлубань» лежал тяжелым камнем на горячем сердце Гуса.

Приняв разведроту, Гус не сидел сложа руки. Он пытался поправить положение и взять «языка». Но противник был бдителен. Разведчики всякий раз возвращались ни с чем.

Начподив и Гус пошли к разведчикам. В пути командир роты рассказал о бомбежке.

...Было ровно одиннадцать. Двадцать «хейнкелей» сбросили свой смертоносный груз из-за облаков. Почти каждый блиндаж роты пострадал, а на месте крайнего, в овраге, курилась огромная воронка от полутонной бомбы. Из-под накатника одного из блиндажей доносился стон. Гус позвал людей и приказал отрывать людей и оказывать им помощь, а сам подбежал к Тониной землянке. Она была засыпана землей. Тихо. Никаких признаков жизни. У Гуса похолодели руки. Считанные секунды он стоял в оцепенении. Подбежавшие разведчики вывели его из этого состояния.

— Быстрее откапывайте! Быстрее!

Гус схватил лопату и кинулся на завал. «Если волной не убило, значит, жива! Не может быть, чтоб ее убило. Нет! А если?.. Неужели я останусь самым несчастным человеком на свете?!»

Показался брезент, служивший крышей блиндажа. Осторожно сняли с него землю, приподняли концы. Показались полы шинели. Гус наклонился к девушке. Она лежала ничком, опершись щекой на правый кулак. Гус ухватился за руку, нащупал пульс и вскрикнул:

— Жива! Она жива!

Он поднял ее на руки и бережно положил на носилки. Фельдшер дал понюхать нашатырного спирта. Тоня открыла глаза. И снова впала в забытье. Только минут через пятьдесят она наконец пришла в себя, стала спрашивать о людях своего взвода. Она не сразу поняла, переспросила. Когда ей повторили, что более половины взвода погибло, горько заплакала.

Гус нагнулся к ней, стал успокаивать. Тоня, уткнув лицо в носилки, плакала. Потом встала и, сжимая кулаки, словно окаменевшая, долго смотрела на запад, куда улетели вражеские самолеты.

...Когда Андрей с Гусом пришли в опаленную бомбами балку, начиналось захоронение погибших товарищей. Возле братской могилы открылся траурный митинг. Гус говорить не мог и предоставил слово Николаеву. Потом выступили парторг роты командир первого взвода мичман Косолапов, командир отделения Блинов. Последней взяла слово Тоня. Стоять ей было трудно. Правой рукой она опиралась на пожилого усача, младшего сержанта Перекрестова.

— Дорогие друзья! Мне очень тяжело говорить. И не потому, что эти людоеды причинили мне физическую боль! Не поэтому. Тяжело осознавать, что больше нет среди нас наших боевых товарищей. Мы склоняем головы перед их прахом. Никто из нас не страшится смерти. Мы бесстрашные и бессмертные. Мы отомстим за них. Мы в этом клянемся.

— Клянемся! — ответила рота.

После похорон командиры взводов и отделений собрались в землянке Гуса. Вскрыв неудачи разведчиков в последних двух поисках, Николаев заговорил о просьбе начальника штаба.

— Дивизии нужен штабной офицер. Отнеситесь к этому как к задаче большой важности. Вы должны помочь командованию соединения собрать больше данных о противнике.

— Постараемся, товарищ начальник, — сказал сдержанно Гус. — Сам возглавлю группу захвата.

— Хорошо. Я так и передам командиру дивизии. А что касается «самому», может, и нет необходимости?

— Нет, нет. Только сам, товарищ старший батальонный комиссар. Два «прокола» подряд. Больше не допущу такого.

Когда стемнело, одетые в маскхалаты, командир роты Гус, мичман Косолапов и ефрейтор Блинов — лучший боксер крейсера «Красный Кавказ» — быстрым шагом шли по траншее соседнего полка. В траншее было людно. Прибыло пополнение. Полк готовился к наступлению.