Unknown

3. Это шоу — шоу повседневности. Шоу, производящее повседневность. Оно вне поля и вне дискурса прекрасного и безобразного (безОБРАЗного). Оно — вне исторически выработанных форм бытия прекрасного. Оно само по себе является отрицанием, деструкцией того содержания, которое неразрывно связано с этими формами. А заодно и форм. В изобразительном искусстве, начиная с авангардных течений, — разложение образа. В музыке — разложение звука. Да и сама музыка перестает быть собственно музыкой, по каким жанрам ее ни распределяй. Она не может теперь быть просто музыкой, она должна быть шоу.

4. Конвейерно-штампованное чувствование оказывает свое воздействие на искусство, включает его в свое поле и в свою логику, разрушая и заменяя масс-культурой (это совсем не то же самое, что культура масс). В то же время эстетизация всего в повседневности приводит к деэстетизации всего в искусстве, насколько оно остается замкнуто в самом себе как в форме и не является простым моментом производства капитала. Не катарсис, а аффект. В эту сторону движется масскульт, в эту сторону движется искусство, сближаясь с ней как по форме, так и по содержанию. Оно само становится инструментом массового производства аффектов. Оно замыкается, но не может замкнуться на себе. Оно утрачивает свою автономность, как достраивание до целостности человека в области чувств в противовес бесчувственной повседневности. Оно само становится бесчувственным в угоду ей. Бесчувственным, но эмоциональным, как и сама повседневность.

5. Искусство вынуждено конкурировать и быть конкурентоспособным в производстве аффектов, чтобы вообще быть. Производство ощущений и впечатлений все время развивается и интенсифицируется. Они не обязательно должны быть глубокими, но они должны быть сильными и интенсивными. Тем самым искусство перестает быть искусством и становится в один ряд с производством повседневных аффектов. В сериале «Черное зеркало» премьер-министр Великобритании в прямом эфире занимается сексом со свиньей. По задумкам авторов сериала организатор этого очень популярного перформанса — никто иной, как художник. Его цель — создать самое популярное действо. И не зря в сериале, который сейчас конкурирует с кино и в то же время является элементом повседневности, создатели указывают на художника так, что это не вызывает сомнений как очевидное. В 2013 году Петр Павленский прибил свое «хозяйство» к брусчатке на Красной площади. Художница ОРЛАН с 1978 года снимает на видео свои пластические операции, в том числе вживление имплантатов. Именно подобное делает известными современных художников, а вовсе не чувства и их выражение в произведениях, которые, как и мышление, маргинальны, поскольку их производство не массовое.

6. «Для искусства стало большой неожиданностью известие о его преждевременной (а по сути, временной) кончине, смерти по существу, хотя его производители неплохо себя чувствуют и даже не утратили способности к простому воспроизводству. Поэтому и философия не просто себе на уме и надзирает за призренным и презренным бытием, периодически объясняя мир преимущественно тогда, когда ее не просят. Она кликушествует, пророчит и клевещет, всегда несправедливо, но зато по истине, даже ошибаясь. Она — промах, выстрел на дуэли в воздух или себе в сердце. Скорее, она пытается удавиться вопросом» [2]. Муки исчерпанных, но не исчезнувших отчужденных форм общественного сознания и чувствования, исчерпанность отчуждения как своего-другого присвоения Алексей Валерьевич Босенко в этих нескольких фразах показал даже слишком ярко. Ведь вроде бы многие давно знают, что «король-то голый», и даже говорят об этом вслух. И даже догадываются, почему он голый. Но при этом делают вид, что это — новая королевская и придворная мода, а не конец королевской власти и пирам во дворце. И конец даже не в смысле, что дальше некуда и никак, а в утрате того, что составляло необходимость их бытия, но не бывания. Утратой философией и искусством того, что, составляя их содержание, выходит за их пределы, за них, как пределы, как опредЕление — момент и условие того, чтобы быть беспредельным. Конец-то зафиксирован, опознание трупа произведено. Но бесплодной ли была жизнь того, кто умер? Это решать не ему — не трупу, а живым, если и насколько они живы. Чувства — такой же атрибут субстанции, как и мышление. Они атрибутивны по отношению к материи как таковой. Мышление и чувства атрибутивны по отношению друг к другу. В этом Босенко абсолютно прав. Это и значит и НЕ значит, что чувства (точнее, чувствО во всем своем многообразии) и мышление бессмертны. Но это значит, что решать судьбу бытия (жизни и смерти) чувств и мыслей, идеального как такового в НАСТОЯЩЕМ за прошлое и будущее и за время как таковое, без прошлого и будущего, придется нам, на основании и по праву рода, родового существа — человека.