Unknown

Другая… мне нужна другая ножка. Торопливо ощупывая между схватками брюшную стенку, я снова скользнула рукой вдоль появившейся ножки внутрь и нашла малюсенькие выпуклости ягодиц. Быстро поменяв руки и закрыв глаза, нашла изгиб согнутого бедра. Чертов ад, похоже, что колено ребенка подтянуто прямо к подбородку… вот, среди хлюпающей жидкости нащупывалась податливая жесткость крошечных хрящевых косточек, натяжение мышцы… нашла пальчик, второй, обхватила другую лодыжку и когда спина Лиззи выгнулась, а ее нижняя часть приблизилась ко мне… сердито крикнула: «Держите ее! Обхватите ее!» – и вытянула вниз вторую ножку.

Тяжело дыша, хотя напряжение и не было физическим, я открыла глаза, и, отодвинувшись, села. Маленькие ножки один раз по-лягушачьи дернулись, а затем вытянулись, показавшись наружу во время следующей схватки.

– Еще разок, милая, – прошептала я, держа руку на напряженном бедре Лиззи. – Давай еще разок так же.

Лиззи достигла той точки, когда женщине уже все равно, выживет ли она, умрет ли, или разорвется на части: рычание из самых недр земли – и нижняя часть тельца малыша медленно выскользнула наружу. Закрученная вокруг животика пуповина пульсировала, словно жирный фиолетовый червь. Я не сводила с нее глаз, думая: «Слава Богу, слава Богу!», – а потом осознала, что тетушка Моника пристально вглядывается поверх моего плеча.

– Ist das яички? (Это яички? (нем.), прим. пер.) – спросила она, озадаченно указывая на гениталии ребенка.

Обеспокоенная пуповиной, я не тратила времени на то, чтобы посмотреть, но теперь взглянула вниз и улыбнулась.

– Нет. Ist eine Madchen (Это девочка (нем.), – прим. пер.), – сказала я. Половые органы малышки были отекшими, они и правда выглядели довольно похожими на экипировку маленького мальчика, потому что клитор выдавался из опухших половых губ, но это был не пенис.

– Что? Что такое? – спросил один из Бёрдсли, наклоняясь вниз, чтобы посмотреть.

– У фас есть маленький дефочка, – улыбаясь вверх, сказала ему тетушка Моника.

– Девочка? – ахнул другой Бёрдсли. – Лиззи, у нас дочка!

– Не заткнешься ли ты, на хрен?! – огрызнулась Лиззи. – Н-Н-Н-Н-Г-Г-Г-Г-Г!

Именно в этот момент проснулся маленький Родни, который, вытаращив глазенки и открыв ротик, резко сел. Тетушка Моника тут же поднялась и подхватила его из кроватки до того, как он начал кричать.

Сестренка Родни неохотно, по дюймам, проделывала свой путь в мир, подталкиваемая каждой схваткой. Я считала про себя: «Один гиппопотам, два гиппопотама…» После выхода пуповины до благополучного появления рта и первого вздоха у нас есть не более четырех минут, после чего мозг будет поврежден из-за недостатка кислорода. Но я не могла просто вытянуть девочку, боясь повредить ей шею и головку.

– Тужься, милая, – сказала я спокойным голосом, обеими руками обхватывая колени Лиззи. – Теперь изо всех сил.

«Тридцать четыре гиппопотама, тридцать пять…»

Все, что нам теперь было нужно – это чтобы из-под тазовой кости появился подбородок. Когда схватка завершилась, я спешно скользнула рукой вверх и нашла личико ребенка. Положив два пальца на верхнюю челюсть, я почувствовала, что начинается новая схватка и сжала зубы, ощутив, как сильно тазовые кости прижимают к черепу малышки мою руку, но не убрала ее, опасаясь потерять сцепление.

«Шестьдесят два гиппопотама…»

Схватка завершилась, и я потянула головку вниз, медленно, медленно, освобождая подбородок и выводя его за кромку таза…

«Восемьдесят девять гиппопотамов, девяносто гиппопотамов…»

Блестящий в свете огня ребенок свисал из тела Лиззи, синий и покрытый кровью. Он раскачивался между ее бедер, словно язык колокола – или тело висельника, но эту мысль я отбросила подальше...

– Не должны ли мы взять… – прошептала мне тетя Моника, прижимая к груди маленького Родни.

«Сто гиппопотамов…»

– Нет, – сказала я. – не трогайте это… ее. Пока не нужно.

Сила тяжести медленно помогала процессу рождения. Если потянуть, то можно повредить шею, а если головка застрянет…

«Сто десять гиппо… много их было, гиппопотамов», – подумала я, рассеянно представляя, как все их стадо шествует в долину, где они будут барахтаться в грязи, сла-а-а-авно…

– Давай, – сказала я, готовая прочистить ротик и носик, как только они появятся. Но Лиззи не стала дожидаться понуканий и с длинным глубоким вдохом и громким «поп!» родила головку полностью и сразу, и ребенок упал в мои руки, словно спелый фрукт.

ИЗ ДЫМЯЩЕГОСЯ КОТЕЛКА Я ЗАЧЕРПНУЛА еще немного кипятка в тазик для умывания и добавила из ведра холодной воды. Теплая жидкость ожгла мои руки, потому что кожа между пальцами потрескалась от долгой зимы и от постоянного использования для стерилизации разбавленного спирта. Я только что закончила зашивать и очищать Лиззи, и кровь с моих рук уплывала по воде темными завихрениями.