Unknown

– Или, может, это любопытство, – улыбаясь немного шире, сказал он. – Я давно не видел голой женщины, если не считать рабынь-негритянок в порту Чарльстона.

– Сколько это – давно? Вы говорили, пятнадцать лет?

– О, гораздо дольше. Изабель…

Он внезапно замолчал, улыбка исчезла. Он не упоминал до этого свою покойную жену.

– Вы никогда не видели её голой? – спросила я.

Это было не только праздное любопытство. Опустив глаза, он чуть отвернулся.

– А… нет… Это не было… Она не… Никогда.

Джон откашлялся, а потом так откровенно посмотрел мне в глаза, что сразу захотелось отвести взгляд.

– Я наг пред тобой (аллюзия на Псалтирь – прим. перев.), – просто сказал он и откинул простыню.

Могла ли я не уставиться на него после такого-то приглашения? И, по правде говоря, меня разбирало простое любопытство. Он был строен и изящен, но мускулист и крепок. Талия немного расплылась, но ни капли жира. Тело обильно заросло еле заметными светлыми волосами, которые становились тёмно-русыми в паху. Тело воина. Я их немало повидала. На одной стороне груди бросались в глаза крестообразные шрамы, имелись и другие: один глубокий пересекал верхнюю часть бедра, другой, зигзагообразный, как молния, спускался вниз по левому предплечью.

«Моих собственных шрамов хотя бы не видно», – подумала я и без дальнейших колебаний сдернула с себя простыню.

Слегка улыбаясь, Джон с глубоким интересом посмотрел на моё тело.

– Вы очень привлекательны, – вежливо заметил он.

– Как женщина моих лет?

Джон окинул меня бесстрастным взглядом, не то чтобы пытаясь вынести суждение, а, скорее, как человек с развитым вкусом, оценивающий предмет сквозь призму многолетних наблюдений.

– Нет, – наконец сказал он. – Не как женщина ваших лет, то есть, вообще не как женщина.

– А тогда как кто? – заинтересовалась я – Как некий объект? Скульптура?

В некотором смысле, я могла себе это представить. Что-то вроде музейных скульптур: обветренные статуи, осколки исчезнувшей культуры, хранящие в себе след былого вдохновения. Этот след каким-то странным образом увеличен линзой вечности, освящён древностью. С такой точки зрения я себя никогда не рассматривала, но понятия не имела, что ещё он мог иметь в виду.

– Как мой друг, – просто сказал он.

– О.

Я была очень тронута.

– Спасибо.

Помедлив, я натянула на нас обоих простыню и осмелела:

– Ну, раз уж мы друзья...

– Да?

– Мне просто интересно… вы были… совсем один всё это время? С тех пор, как ваша жена умерла?

Джон вздохнул, но, улыбнувшись, дал мне понять, что не возражает против вопроса.

– Если вы и правда хотите знать, многие годы я наслаждался физической близостью со своим поваром.

– Со... своим поваром?!

– Не с миссис Фиг, нет, – поспешил уточнить он, услышав ужас в моем голосе. – Я имел в виду своего повара в Маунт Джосайя, в Вирджинии. – Его зовут Маноке.

– Ма… О!

Я вспомнила, как Бобби Хиггинс рассказывал мне, что лорд Джон нанял себе поваром индейца по имени Маноке.

– Это не просто удовлетворение насущных потребностей, – подчеркнул Джон, повернув голову, чтобы встретиться со мной взглядом. – Мы действительно нравимся друг другу.

– Рада это слышать, – пробормотала я. – Он, хм, он…

– Понятия не имею, предпочитает ли он исключительно мужчин. Я в этом сильно сомневаюсь и даже был удивлён, когда он озвучил мне свои желания на мой счёт. Но каковы бы ни были его пристрастия, я не вправе жаловаться.

Я провела костяшками пальцев по губам. Не хотелось казаться вульгарной, но любопытство взяло верх.

– Вы не возражаете, если у него... появляются другие любовники? Или, если уж на то пошло, не возражает ли он, если у вас?..

Внезапно я забеспокоилась. Мне не хотелось, чтобы события прошлой ночи повторились. По правде говоря, я всё ещё пыталась убедить себя, что вообще ничего не произошло. И в Вирджинию я с лордом Джоном ехать не собиралась. Но что если мне придется туда поехать, а его домашние предположат... Я представила себе ревнивого повара-индейца, добавляющего отраву в мой суп или подкарауливающего меня с томагавком за нужником.

Джон поджал губы и, казалось, тоже задумался над этим вопросом. Я заметила, что густая светлая щетина смягчила черты его лица, и в то же время у меня возникло странное ощущение, будто рядом со мной незнакомец: я почти всегда видела Джона только тщательно выбритым и ухоженным.

– Нет. У нас... нет собственнических чувств, – наконец сказал он.

Я окинула его откровенно недоверчивым взглядом.

– Уверяю вас, – проговорил он, слегка улыбаясь, – это... ну. Возможно, мне удастся лучше описать это с помощью аналогии. На моей плантации... Конечно, она принадлежит Уильяму... Я называю её своей только потому, что там живу...

Я негромко вежливо кашлянула, намекая, что в интересах дела он мог бы умерить свою тягу к абсолютной точности.