Университеты

Глава 21

– Ажаны! Валим!

Подхватив баллончики с краской (ибо отпечатки!), натягиваю маску на лицо и бегу, слыша за спиной тяжёлый топот и хриплое дыханье.

– Стоять! – но я, озябнув спиной от лающего этого приказа, только учащаю шаги и прыгаю, уцепившись руками за верх забора. Подтянуться…

… тяжёлое тело полицейского с грохотом врезается в доски, а я уже бегу к лабиринту проулков, глазами выискивая пожарную лестницу.

– Эй! Шлемазл! Дуй сюда! – Лев Лазаревич, свесившись с крыши, машет мне, оглядываясь то и дело через плечо.

– Ага… – снова беру разбег, прыжок на парапет, вцепляюсь руками в выпученную морду льва на барельефе, потом хватаюсь за протянутую руку, и вот я уже на крыше.

– Бегом! – Лев Лазаревич, придерживая полы лапсердака и хрипло дыша, лихо сигает с крыши на крышу, и только пейсы развеваются при прыжке. Разбег…

… прыжок, и я лечу вниз…

… и сажусь на постели с колотящимся сердцем. Ну придурь какая, а?! Приснится же? Зачем убегать от ажана, если в том квартале делать граффити разрешено. И Лев Лазаревич тоже…

Проснувшись окончательно, улыбаюсь ностальгически, и глянув на часы, понимаю, что пытаться заснуть в общем-то и незачем. Полпятого утра для нас не то чтобы и рань несусветная, через час, много полтора, мы уже на ногах.

– Ладно… – вздыхаю, ибо всё ж таки невыспался мал-мала, и сделав короткую разминку, прерываемую зевками, направился в ванную, сбрасывать балласт и чистить зубы. Пять минут спустя, умытый и почти бодрый, без особой спешки принимаюсь за готовку.

А в голове всё крутиться сон, и как это у меня бывает, пытаюсь разобрать его на полезные запчасти. Баллоны? Хм… можно, но сложно, дорого, и потому нерентабельно. Паркур? Снова не то, в Русских Кантонах его вовсю осваивают, и даже собираются сделать частью уже не добровольной, а обязательной военной подготовки. Вроде как оценили…

… выделяемые на это деньги, я так понимаю. В Русских Кантонах я пока далеко не самая жирная рыбка в пруду, но уж точно – золотая! Нежданно, негаданно… и разумеется, временно.

Но пока я меценатствую, и не прошёл ещё военный угар, прислушиваются… опять-таки временно. Новоприбывшие, многие из которых были у себя хваткими и уважаемыми людьми, пробуют уже «на зуб» старожилов, и вроде как, осторожненько пытаются пошатать самого Дзержинского. Вряд ли что получится в ближайшее время, и мы могли бы легко пресечь шатания, но…

… пресекать решили расслоение общества на «знать» и «быдло», всячески насаждая парламентаризм и самоуправление, подчас даже во вред делу. Но это как водится: выбираем между тактическим выигрышем здесь и сейчас, и стратегическим, на десятки лет.

Так о чём это я? Ах да… может, подсознание считает необходимым провести аудит Льва Лазаревича? Хм… делаю мысленную пометочку, ибо всё может быть!

Если тётя Песя называет своего родственника жидом, это что-нибудь, да значит! Это такой жид, что всем жидам жид! Патентованный, трижды обрезанный. По уму, ему бы вести дела со мной максимально лояльно, тем более сейчас, когда я перевёл его на палестинское направление, но…

… всё-таки что-то другое.

– Граффити! – недочищенная картошка булькнула в кастрюлю с водой, и я недоумённо поглядел на ножик в своих руках. Ну… значит, будет картошка на завтрак! С… да пожалуй, с мясом.

– Кто-то… что-то… когда-то… – забубнил я, пытаясь вспомнить, продолжая готовить, – говорил о возможности использовать стены как раскраску… но нет, не помню!

Разбив пару яиц, вилкой взбиваю их до однородной пены, и потому уже, с вдохновением истинного кулинара-недоучки, добавлю туда специи. Сухарики… не забыть, поставить поближе.

– Раскраска – круто, но мало, – а в голове крутится почему-то паркур и патриотическое воспитание, и наконец, все части этого пазла, соединяются!

– Раскраска… – я заметался по кухне взглядом, и сорвал со стены список покупок, начав на обратной стороне записывать идею, пока не вылетела из головы.

– Перформанс и… новая форма искусства, как ни крути! В Тампле уличным художникам рады не будут, а вот в Бельвиле можно и договориться! Там любому украшению квартала будут рады!

– Что готовишь? – поинтересовался Адамусь, проходя мимо в ванную.

– А? Патриотическое воспитание… да тьфу ты, сбил! Мясо с картошкой, а это так, идея в голову пришла.

– Ну давай, – снисходительно предложил Ивашкевич, – занимайся идеей, а я за готовку возьмусь. Пять минуток только обожди!

– Угу… – кусая губы и корча рожи, вымучил-таки мысли, и поделился с пилотом.

– Смело, – качнул литвин головой, нарезая картошку, – в одну телегу впрячь не можно… хотя тебе видней.

– Перформанс и новое направление искусства точно получится, – жму плечами, сложив бумажку в карман и зажигаю газ, – а патриотическое воспитание в нашу пользу, это уже не только от меня зависит. Р-романтика Африки и героических нас… а?! Сперва – идея росписи какой-нибудь стены, конкурс с оформлением предварительной идеи на бумаге, но непременно африканской. Победителям – стенка и краска в подарок, ну и славы чуть-чуть.