Университеты

– Угум, – скидываю наконец подушку на место, – это вопрос всё больше к Велики Князьям и их свитам – кто кого и каким противоестественным образом уестествляет, будь-то зоологически, или же политически.

– Тьфу ты, – сморщился Чиж, – скажешь иногда, так хоть… О политике перед едой, фу!

Мы заржали, переглянувшись, а Санька, надувшись самодовольно, объявил нам:

– Ладно, я готовить ужин, дежурство по кухне никто не отменял!

Дежурств как таковых у нас нет, но вместе с Ильёй и Адамусем нас уже пять человек в квартире. Всегда почти находится желающий облагодетельствовать остальных каким-то блюдом. Ну а если желающих нет, то едим мы в одном из ресторанчиков Тампля.

Как-то так сразу сложилось, что вести хозяйство стали сами, доверив служанке, приходящей два раза в неделю, только уборку, да вынос белья в прачечную. Даже в лавчонки и на рынок ходим сами, притом не без удовольствия, считая их неотъемлемой частью вживания в парижскую действительность.

Мы с братьями, на правах старожилов, заняли каждый по отдельной спаленке, а литвин с помором поселились вдвоём в самой большой. Живём вполне дружно, заранее обговорив посещение девиц, гостей и прочие детали совместного общежития. Единственная наша проблема – очередь в клозет поутру.

Пилоты ввалились злые, слаженно, на два голоса, ругающие Российскую Империю и французскую бюрократию как абстрактно, так и персонифицированно, выводя обсценные загибы на зависть иному филологу с военно-морским образованием.

– Начало сентября уже, – не закрыв дверь, отфыркивался в ванной комнате Адамусь, – а всё завтраками кормят!

– Ящики опечатанные стоят, под охраной, – успокаивающе сказал Санька, зашкворчав мясом.

– Под охраной! – взвился уже Илья, подав другу полотенце, – Знаем мы эту охрану! Завтра по политическим мотивам понадобиться нагадить, так со всем удовольствием!

– Ага, ага… – закивал Ивашкевич, утираясь, – А путешествие через океан? Сырость, соль… а?! Профилактика нужна хотя бы, а тут нам хуем по всей морде, да со всей галльской вежливостью!

Санька забубнил что-то успокаивающее, но пилоты долго отходили, плюясь ядом и филологией. А так вот! Нам с братами хоть есть, чем себя занять, помимо авиации. И этого «хоть» столько порой набегает за день, что и не вспоминаю даже о стоящих под охраной летадлах и прочих грузах.

А у них? Ноль! Зеро! Привлекаю по возможности к своим делам, но особо покамест не получается. Вот и занимаются они безнадёжной войной с бюрократией, пытаясь хоть как-то ускорить процесс, да перезнакомились, кажется, со всеми радикальными политиками Парижа. Лучше так, чем в запой! Хм… наверное…

В дверь замолотили, прервав мысли.

– Иду, иду! – раздражённо откликнулся я, почему-то на русском, и интуиция меня не подвела.

Ворвавшийся дядя Фима цвёл красной мордой и благоухал коньячными парами.

– Всё! – с видом добра молодца выставил он вперёд ногу в ботинке и притопнул, сделав несколько коленец из «Барыни».

– В смысле? – протянул я неверяще, пряча пистолет с колотящимся сердцем, и отчаянно надеясь, что таки да, а не удавшаяся очередная афера моего друга и компаньона.

– Они сами сибе поцы, – Бляйшман сделал ещё несколько коленец, – и ми их таки да! Совсем да, мальчики! Иудея – да! Кантоны – да!

– Не может быть… – закрестился Адамусь пистолетом.

– Можит! – возразил дядя Фима, сияя начищенным примусом.

– Мы их вот так… – он сделал руками движение, будто выжимает бельё, – а потом они подставились! А?!

– Как он говорил, – возвёл Бляйшман очи горе.

– Кто? – не понял Мишка.

– Лубе, канешно, – фыркнул дядя Фима, – и все такие – р-раз! И всё!

– Ни хуя не понимаю, – растерянно сказал Военгский, глядя на всех нас с безумной надеждой.

«– Но очень интересно!» – откликнулось подсознание.

– Международное сообщество, – выпятил Бляйшман грудь, и только сейчас мы поняли, что он сильно пьян, – признало наши…

– … государства! – прогремел он, – В существующих границах!

– Завтра, – уже устало сказал он, дёргая за ворот и вырывая пуговицы с мясом, – окончательное подписание всех оставшихся документов. И…

– … Шломо? – поискал он меня взглядом, пока Санька подсовывал дяде Фиме кресло под зад.

– Да, дядя Фима? – подошёл я поближе.

– У тибе тожи всё хорошо, – он похлопал меня по руке, – Всё – да, мальчик мой! Совсем да!

Глава 20

– В кафе с… имяреком встретились, Ваше Высокопревосходительство, – обильно потея, докладывал Урусову коллежский советник, стоя перед послом навытяжку, и не смея даже промокнуть едкий пот, заливающий глаза.

– Есть, знаете ли, в Тампле весьма недурное заведение, неподалёку от иудейской лавчонки… – рассказывал он срывающимся голосом начальнику, сидевшему за столом с видом строгого экзаменатора.

«– Боже, что я несу!?» – с ужасом подумал посольский, продолжая говорить всякий вздор. Язык будто жил своей, какой-то отдельной жизнью, и бойкая, хотя и несколько бессвязная, речь его резко контрастировала с бледным лицом и шалыми, испуганными глазами.

– Избавьте меня, – прервал Урусов подчинённого, поморщившись раздражённо, – от лишних подробностей, не имеющих никакого отношения к делу.