Университеты

– Отца изрядно озадачило равнодушие руководства Южно-Африканского Союза к этой ситуации, и откровенно говоря – ни он, ни тем паче я, так и не поняли до конца причину.

– Возможно, – задумчиво сказала Юлия Алексеевна, – причина как раз в том, что они – буры, то бишь крестьяне. Брать ответственность за большой портовый город для них просто страшно. А… хм, размазать ответственность, переложив её отчасти на иностранцев, могло показать им заманчивым.

– Это, разумеется, мнение дилетанта, – спохватилась она чуть смущённо.

– Мы пришли примерно к такому же выводу, – согласился Иосиф, страшно довольный начавшимся диалогом, перескочившим в короткий срок с официальщины на тон едва ли не приятельский, – ну и отчасти потому, что африканерам передалась уверенность эвакуировавшихся жителей в том, что город будет непременно уничтожен.

– А если он будет уничтожен, – подхватила Степанида Федоровна, – то и восстанавливать его после обстрела будут новые собственники!

– Пожалуй, – закивал Бляйшман, – в таком контексте можно много чего обыграть, вплоть до принудительного выкупа неиспользуемой собственности городскими властями!

Учительницы переглянулись, начиная понимать, откуда растут ноги у столь щедрого предложения.

– Да! – энергически закивал он, – Русская гимназия для Дурбана – едва ли не стратегическое предприятие, уж простите за такое сравнение! Город нуждается не только в рабочих руках, но и в головах! Нужны гимназии, школы, больницы, театры… и пока их не будет, заманивать сюда инженеров можно только увеличенными окладами, и притом не каждый ещё соблазниться!

– Наконец, – уже спокойней продолжил Бляйшман-младший, – есть просто богатые люди, которые прицениваются, и… пардон – принюхиваются к Дурбану. Если им будет здесь уютно жить, если они сочтут возможным привезти сюда свои семьи, то и финансовый климат в городе изменится очень и очень значительно!

– Будет гимназия, – он подался вперёд, – появятся богатые семьи, театр, модистки… теперь-то вы понимаете? Поэтому повторяю ещё раз – вы можете выбирать абсолютно любое здание из числа отмеченных. Любое! Владельцу мы компенсируем по необходимости… вы можете вообще не переживать о финансировании до пределов хоть сколько-нибудь разумных!

– Единственное… – в голосе Иосифа послышались умоляющие нотки, – выбирайте, не слишком медля! Очень хотелось бы, чтобы гимназия заработала после Рождества, а по возможности, и раньше! Дело даже не в том, что само наличие гимназии поднимает цены на недвижимость, хотя и это нельзя назвать маловажной причиной. Но и тем, что хотя бы объявление…

– … официальное, это важно! Объявление о метафорической закладке первого камня, сдвинет разом огромный пласт промышленности, финансов и политики. Где-то – как пресловутый камешек, стронувший лавину, а где-то – как полноценный узловой проект, вокруг которого закрутятся десятки других.

– Не стоит село без храма, а город без школы[50]! – переиначил Бляйшман поговорку, провожая женщин док коляски, – Любой дом! Любой!

* * *

Не обращая внимания на шумное обсуждение вчерашнего полёта русских аэронавтов, Аполлинер катал в пальцах давно опустевший бокал, погружённый в свои мысли. Взлёт, посадка, показательное бомбометание, расстрел ростовых фигур из пулёмета, элементы пилотажа…

… всё это и многое другое, с превеликим возбуждением обсуждаемое нынче друзьями и приятелями в гостиной, Гийом пропускал мимо ушей.

– Шляхта, – сказал он невпопад, потревоженный вопросом сердечного друга, – ты понимаешь?

Возбудившись образами, рождёнными в собственной голове, поляк вскочил на диван с ногами, привлекая к себе внимание.

– Они – дворяне! – повторил он громко, – Шляхта! Не по крови, не по рождению, но по духу!

– Вот здесь, – Аполлинер стукнул себя кулаком по груди, – либо есть Дух, либо его нет! Как когда-то, триста и четыреста лет назад, отчаянные молодцы седлали коней, опоясывались мечами, и ехали в Дикое Поле воевать татар. А кто есть кто… потом уже, если надо, придумывали родословные. Не сами придумывали, а выродившиеся потомки! Забывшие, что шляхетство доказывают не гербовыми грамотами, а саблей! И что выводить его надо не от мифических, никогда не бывших прародителей, а от тех – первых, опоясавшихся мечами.

Не знающий отца, и не сразу признанный даже родной матерью, Костровицкий болезненно относился к сословному делению и собственному своему сомнительному происхождению.

– Они – первые! Шляхта не по крови, но по духу…

Поэт замер, с силой зажмурив глаза, а когда открыл, в них сиял восторг.

– Рокош[51]! – выдохнул он, – Как когда-то, во времена незапамятные и легендарные! Против царя, защищая свои права и свободы! Сперва шляхта по духу, а потом и простой народ, осознавший, что у него есть – права, и желающий – свободы!

– Фуэрос[52]! – закивал Пикассо, сжав трубку крепкими зубами, – За свои права нужно сражаться!

Заспорили, зашумели многоголосо, перебивая друг друга…

… и находя ситуацию – восхитительной!